"Трейси Шевалье. Девушка с жемчужиной " - читать интересную книгу автора

капор девушки постарше - завязав его концы под подбородком или позади на
шее. Я носила белый капор с широкими полями, который полностью закрывал
волосы и концы которого свисали по обе стороны лица, скрывая его выражение
от всех, кто смотрел на меня сбоку. Капор был жестко накрахмален, потому что
я кипятила его с картофельными очистками.
Я пошла по улице, держа в руке передник, в который были завязаны мои
вещи. Было еще рано - соседи поливали из ведер крыльцо и тротуар перед
своими домами и старательно отдраивали грязь. Теперь это придется делать
Агнесе. И ей достанется много другой работы по дому - той, которую делала я.
У нее будет меньше времени для игр на улице и возле каналов. Так что ее
жизнь тоже изменится.
Соседи здоровались со мной и с любопытством смотрели мне вслед. Ни один
не спросил, куда я направляюсь, и не сказал утешительного слова. Им незачем
было спрашивать - они знали, что происходит в семье, когда отец становится
инвалидом. Потом они посудачат между собой: Грета нанялась в служанки, дела
у них плохи. Но они не будут злорадствовать. Такое может случиться с любым.
Я ходила по этой улице всю свою жизнь, но впервые почувствовала, что
ухожу из отцовского дома навсегда. Когда я завернула за угол и моим родным
больше не было меня видно, мне стало немного полегче: я шла более твердым
шагом и смотрела по сторонам. Утро было прохладное, небо лежало над Делфтом
как серо-белая простыня. Летнее солнце еще не успело ее разорвать. Канал,
вдоль которого я шла, был как чуть тронутое прозеленью зеркало. Когда солнце
поднимется выше, вода в канале потемнеет и примет цвет мха.
Мы с Франсом и Агнесой часто сидели на берегу канала и бросали туда
камешки и палочки, однажды бросили разбитую плитку, воображая, как они
опускаются на дно, задевая не рыб, а созданных нашим воображением тварей с
множеством глаз, плавников и щупалец. Самых интересных чудовищ придумывал
Франс. Агнеса же больше всех пугалась его выдумкам. Обычно игру
останавливала я, потому что мне было свойственно видеть жизнь, как она есть,
и трудно было придумывать что-то, чего быть не могло.
По каналу плыло несколько баркасов, направляющихся на Рыночную площадь.
Но это было совсем не то, что в воскресенье, когда канал кишел разными
судами, так что не было видно воды. Один из баркасов вез рыбу на рыбные ряды
возле Иеронимова моста. У другого борта опустились почти вровень с водой -
на нем везли кирпичи. Человек, управлявший этим баркасом, поздоровался со
мной. В ответ я только кивнула и наклонила голову, чтобы скрыть лицо
оборками чепца. Я перешла через канал по мосту и повернула на широкую
Рыночную площадь, где было уже полно народу. Одни шли в мясной ряд за мясом,
другие - в булочную за хлебом, третьи несли вязанки дров взвешивать в
весовую. Было много детей, которых прислали за покупками родители,
подмастерьев, выполняющих поручения хозяев, служанок, покупающих продукты
для дома. По камням грохотали колеса телег. Справа виднелась городская
ратуша. У нее был позолоченный фасад и арки над окнами, с которых смотрели
вниз белые мраморные лица. Слева стояла Новая церковь, где меня крестили
шестнадцать лет назад. Ее высокая и узкая башня напоминала мне птичью
клетку. Отец однажды повел нас, детей, на смотровую площадку. Я никогда не
забуду открывшуюся мне сверху панораму Делфта. Каждый узкий домик с крутой
красной крышей, каждый зеленый канал и городские ворота, крошечные, но
отчетливые, навсегда запечатлелись в моей памяти. Помню, я спросила отца,
все ли голландские города выглядят одинаково, но он этого не знал. Он