"Гилберт Кийт Честертон. Неведение отца Брауна (Кентерберийские рассказы)" - читать интересную книгу автора

самый клуб. По той же традиции суп подали легкий и простой - все это было
лишь введением к предстоящему рыбному пиру. За обедом шел тот странный,
порхающий разговор, который предрешает судьбы Британской империи, столь
полный намеков, что рядовой англичанин едва ли понял бы его, даже если бы и
подслушал. Министров величали по именам, упоминая их с какой-то вялой
благосклонностью. Радикального министра финансов, которого вся партия тори,
по слухам, ругала за вымогательство, здесь хвалили за слабые стишки или за
посадку в седле на псовой охоте. Вождь тори, которого всем либералам
полагалось ненавидеть как тирана, подвергался легкой критике, но о нем
отзывались одобрительно, как будто речь шла о либерале. Каким-то образом
выходило, что политики - люди значительные, но значительно в них все, что
угодно, кроме их политики. Президентом клуба был добродушный пожилой мистер
Одли, все еще носивший старомодные воротнички времен Гладстона. Он казался
символом этого призрачного и в то же время устойчивого общественного уклада.
За всю свою жизнь он ровно ничего не сделал - ни хорошего, ни даже дурного;
не был ни расточителен, ни особенно богат. Он просто всегда был "в курсе
дела". Ни одна партия не могла обойти его, и если бы он вздумал стать членом
кабинета, его, безусловно, туда ввели бы. Вице-президент, герцог Честерский,
был еще молод и подавал большие надежды. Иными словами, это был приятный
молодой человек с прилизанными русыми волосами и веснушчатым лицом. Он
обладал средними способностями и несметным состоянием. Его публичные
выступления были всегда успешны, хотя секрет их был крайне прост. Если ему в
голову приходила шутка, он высказывал ее, и его называли остроумным. Если же
шутки не подвертывалось, он говорил, что теперь не время шутить, и его
называли глубокомысленным. В частной жизни, в клубе, в своем кругу он был
радушен, откровенен и наивен, как школьник. Мистер Одли, никогда не
занимавшийся политикой, относился к ней несравненно серьезнее. Иногда он
даже смущал общество, намекая на то, что существует некоторая разница между
либералом и консерватором. Сам он был консерватором даже в частной жизни.
Его длинные седые кудри скрывали на затылке старомодный воротничок,
точь-в-точь как у былых государственных мужей, и со спины он выглядел
человеком, на которого может положиться империя. А спереди он казался тихим,
любящим комфорт холостяком, из тех, что снимают комнаты в Олбени,- таким он
и был на самом деле.
Как мы уже упоминали, за столом на веранде было двадцать четыре места,
но сидело всего двенадцать членов клуба. Все они весьма удобно разместились
по одну сторону стола, и перед ними открывался вид на весь сад, краски
которого все еще были яркими, хотя вечер и кончался несколько хмуро для
этого времени года. Президент сидел у середины стола, а вице-президент - у
правого конца. Когда двенадцать рыболовов подходили к столу, все пятнадцать
лакеев должны были (согласно неписаному клубному закону) чинно
выстраиваться, вдоль стены, как солдаты, встречающие короля. Толстый хозяин
должен был стоять тут же, сияя от приятного удивления, и кланяться членам
клуба, словно он раньше никогда не слыхивал о них. Но при первом же стуке
ножей и вилок вся эта наемная армия исчезала, оставляя одного или двух
лакеев, бесшумно скользивших вокруг стола и незаметно убиравших тарелки.
Мистер Левер тоже скрывался, весь извиваясь в конвульсиях вежливых поклонов.
Было бы преувеличением, даже прямой клеветой сказать, что он может появиться
снова. Но когда подавалось главное, рыбное блюдо, тогда - как бы мне
выразить это получше? - тогда казалось, что где-то парит ожившая тень или