"Гилберт Кийт Честертон. Неведение отца Брауна (Кентерберийские рассказы)" - читать интересную книгу автора

потаенными переживаниями, ибо знал, что запаздывает и гости уже прибывают.
Впрочем, войдя в гостиную, он сразу же убедился, что главного гостя
пока нет. Зато были все другие столпы маленького общества. Был английский
посол лорд Гэллоузй, раздражительный старик с темным, похожим на сморщенное
яблоко лицом и голубой ленточкой ордена Подвязки. Была леди Гэллоуэй, худая
дама с серебряной головой и нервным, надменным лицом. Была их дочь, леди
Маргарет Грэм, девушка с бледным личиком эльфа и волосами цвета меди. Были
герцогиня Мон-сен-Мишель, черноглазая и пышная, и две ее дочери, тоже
черноглазые и пышные. Был доктор Симон, типичный французский ученый, в очках
и с острой каштановой бородкой; лоб его прорезали параллельные морщины -
расплата за высокомерие, ибо образуются они от привычки поднимать брови. Был
отец Браун из Кобхоула в графстве Эссекс; Валантэн недавно познакомился с
ним в Англии. Увидел он - быть может, с несколько большим интересом -
высокого человека в военной форме, который поклонился Гэллоуэям, встретившим
его не особенно приветливо, и теперь направлялся к нему. Это был О'Брайен,
майор французского Иностранного легиона - тощий, несколько чванливый
человек, гладко выбритый, темноволосый и голубоглазый, и - что естественно
для славного полка, известного блистательными поражениями,- одновременно и
дерзкий, и меланхоличный на вид. Ирландский дворянин, он был с детства
знаком с семейством Гэллоуэев, особенно с Маргарет Грэм. Родину он покинул
после какой-то истории с долгами и теперь демонстрировал пренебрежение к
английскому этикету, щеголяя форменной саблей и шпорами. На его поклон леди
и лорд Гэллоуэй ответили сдержанным кивком, а леди Маргарет отвела глаза.
Однако и сами эти люди, и их отношения не слишком трогали Валантэна. Во
всяком случае, не ради них он устроил званый обед. С особым нетерпением он
ждал всемирно известного человека, с которым свел дружбу во время одной из
своих триумфальных поездок в Соединенные Штаты. Это был Джулиус К. Брейн,
мультимиллионер, чьи колоссальные, порой ошеломляющие пожертвования в пользу
мелких религиозных общин столько раз давали повод для легковесного
острословия и еще более легковесного славословия американским и английским
газетчикам. Никто толком не понимал, атеист ли Брейн, мормон или приверженец
христианской науки - он готов был наполнить звонкой монетой любой сосуд,
лишь бы этот сосуд был новым. Между прочим, он ждал, не появится ли,
наконец, в Америке свой Шекспир - ждал, сколь терпеливо, столь же и тщетно.
Он восхищался Уолтом Уитменом, но считал, что Льюк Тэннер из города Парижа в
Пенсильвании прогрессивнее его. Ему нравилось все, что казалось
прогрессивным. Таковым он считал и Валантэна; и ошибался.
Появление Джулиуса Брейна было грозным и весомым, как звон обеденного
гонга. У богача было редкое качество - его присутствие замечали не меньше,
чем его отсутствие. Это был очень крупный человек, дородный и рослый, одетый
во фрак, сплошную черноту которого не нарушали даже цепочка часов или
кольцо. Седые волосы были гладко зачесаны назад, как у немца. Красное лицо,
сердитое и простодушное, было бы просто младенческим, если бы не
один-единственный темный пучок под нижней губой, в котором было что-то
театральное и даже мефистофельское. Впрочем, в гостиной недолго разглядывали
знаменитого американца. Опоздание уже нарушило ход вечера, и леди Гэллоуэй,
подхватив его под руку, увлекла без промедления в столовую.
Супруги Гэллоуэй на все смотрели благодушно и снисходительно, но и у
них был повод для беспокойства. Лорду очень не хотелось, чтобы дочь
заговорила с этим проходимцем О'Брайеном; однако она вполне прилично