"Гилберт Кийт Честертон. Парадоксы мистера Понда" - читать интересную книгу автора

Сколько обманчивости в белых волосах и в старческой сутулости! Диккенс
где-то описывает патриарха, который не нуждался в иных достоинствах, помимо
белой бороды.
Когда д-р Кэмпбелл улыбался через стол Ангусу, большинство не видело в
этой улыбке ничего, кроме патриархального добродушия. Но мне случилось
узреть в его глазах блеск, сказавший мне, что старик настроен так же
воинственно, как и рыжеволосый мальчишка, который неосторожно бросил ему
вызов. Каким-то странным образом я и впрямь увидел, что почтенный возраст -
не более чем маскарад. Белые волосы превратились в белый парик, в пудру
восемнадцатого столетия, а улыбающееся лицо было лицом Вольтера.
Д-р Эндрю Гленлайэн Кэмпбелл был настоящий филантроп; таким же был
Вольтер. Не всегда понятно, означает ли филантропия любовь к людям, к
человеку или к человечеству. Есть разница. Я думаю, он меньше заботился об
индивидууме, чем об обществе или расе; несомненно, отсюда и происходит та
милая эксцентричность, с которой он защищал частный самосуд. Но в любом
случае я знал, что он - представитель целого ряда мрачных шотландских
скептиков - от Юма до Росса и Робертсона. Какими бы они ни были в прочих
отношениях, на своем они стояли упрямо и твердо. Ангус тоже был упрям, и,
как я сказал, он был верным приверженцем той же сомнительной церкви, что и
покойный Джеймс Хаггис, то есть одной из самых нетерпимых ветвей
пуританства, которая так расцвела в семнадцатом веке. И вот - шотландский
атеист и шотландский кальвинист спорили, и спорили, и спорили, пока
притихший человеческий род дожидался, что они падут замертво от усталости.
Однако отнюдь не по причине несогласия один из них умер.
Все же преимущество было за более пожилым и умудренным человеком - а
вы должны вспомнить, что молодой человек мог защищать только весьма
ограниченную и провинциальную версию вероучения. Я уж не стану утомлять вас
аргументами; признаюсь, они мне изрядно надоели. Разумеется, д-р Кэмпбелл
сказал, что десять заповедей не могут иметь божественного происхождения,
так как две из них упоминаются благочестивым императором Фу Чжи из Второй
Династии, или что одна из них - лишь парафраз из Синезия Самофракийского,
приписанный к утерянному кодексу Ликурга.
- Кто такой Синезий Самофракийский? - спросил Гэхеген с внезапным и
страстным любопытством.
- Это мифический герой минойской эпохи, о котором впервые стало
известно в двадцатом веке от Р.Х., - невозмутимо отвечал Понд. - Я уже мало
о нем помню, но вы понимаете, что я имею в виду, - мифическая природа горы
Синай доказана параллельным мифом о Ковчеге, остановившемся на горе Арарат,
и о той горе, что не хотела пойти к Магомету. Вся эта текстология касается
только религий, основанных на текстах. Я знаю, как разворачивался спор, и
знаю, когда он кончился. Я знаю и то, когда Роберт Ангус отправился в
церковь на воскресную службу.
Конец же спора следует описать с наибольшей точностью, и Понд описал
его с такой странной скрупулезностью, как если бы при том присутствовал или
видел это в видении. Во всяком случае, оказалось, что заключительная сцена
произошла в операционном зале медицинского училища.
Они вернулись туда поздним вечером, когда классы уже были закрыты и
зал опустел, так как Ангусу показалось, будто он оставил там один из
инструментов в недостаточной стерильности и герметичности. Ни звука не было
в этом глухом месте, кроме их собственных шагов, и только слабый лунный