"Гилберт Кийт Честертон. Парадоксы мистера Понда" - читать интересную книгу автора

многие из полицейских (хотя эти - на порядок выше), так запутанны и
бессмысленны, потому что надо просто рассказывать, не говоря, в чем дело.
- Ну тогда, - сказал Гэхеген, - попытаемся извлечь хоть какой-нибудь
смысл из этой бессмыслицы, которая, в отличие от газетной, даже не имеет
оправданий. Из вашего вздора возьмем хотя бы одно - почему вы говорите, что
Ангус не прошел экзамена, так как много занимался с учителем?
- Потому что он не занимался, - отвечал Понд. - Ведь я не сказал, что
он занимался с учителем. По крайней мере, я не сказал, что он занимался
ради экзамена. Я сказал, что он был со своим учителем. Я сказал, что он
проводил дни и ночи с учителем - но они не готовились ни к какому экзамену.
- Вот как! Что же они делали? - сердито спросил Уоттон.
- Они все время спорили! - закричал Понд, едва не взвизгнув. - Они
перестали спать и есть, но все время спорили - спор ведь прервали за
обеденным столом. Вы что же, никогда не видали ни одного шотландца? Вы
полагаете, что дама из Саффолка с пригоршней сигарет и полным ртом чепухи
может остановить двух шотландцев, если они начали спорить? Они начали
сызнова, когда пошли за шляпами и пальто, и еще больше воодушевились, выйдя
за ворота. Только шотландский поэт способен описать, что они тогда
вытворяли:

Один провожал другого домой, А потом его провожал другой.

И вот часы, недели, месяцы напролет они, не сворачивая, обсуждали то
самое, что предложил д-р Кэмпбелл: когда добрый человек совершенно убежден,
что дурной человек причиняет обществу зло, которое не вмещается в шкалу
законных критериев, добрый имеет моральное право убить дурного и тем самым
только умножит свою добродетель.
Понд сделал паузу, потянул себя за бороду и уставился в стол. Потом
продолжал:
- По причинам, которые я уже упоминал, но не объяснил...
- Да что это с вами, мой дорогой? - весело воскликнул Гэхеген. - Вечно
вы упоминаете, но не объясняете!
- В силу тех причин, - рассудительно продолжал Понд, - мне случилось
немало узнать о стадиях упрямого и тяжелого спора, о котором больше никто
ничего не знает.
Ведь Ангус был искренним правдоискателем, желавшим удовлетворить свою
душу, а не просто сделать себе имя; а Кэмпбелл - достаточно выдающаяся
личность, чтобы с не меньшим рвением убеждать ученика, чем целую аудиторию.
Но я не собираюсь рассказывать вам со всеми деталями, как проходил спор. По
правде сказать, я, что называется, небеспристрастен. Как можно сформировать
убеждение и остаться беспристрастным в споре - я уразуметь не в силах.
Полагаю, мне скажут, что я не смог бы описать дискуссию беспристрастно, ибо
сторона, коей я симпатизирую, - не та, что победила.
Светские хозяйки, особенно когда они приезжают из-под Лоустофта, не
знают, к чему ведет спор. Они обрушат не только кирпич, но и бомбу - а
потом надеются, что та не взорвется. Во всяком случае, я-то знал, куда
ведет спор за столом у Гленорчи. Когда Ангус предложил критерий десяти
заповедей, а Кэмпбелл назвал их "проверкой умственных способностей", я
знал, что будет дальше. Минутой позже он бы заявил, что ни один разумный
человек теперь не озабочен десятью заповедями.