"Гилберт Кийт Честертон. Парадоксы мистера Понда" - читать интересную книгу автора

известной почтительности, дело передали седовласому и мудрому врачу,
который прожил долгую жизнь, полную добрых дел.
Одним из многих способов, которыми д-р Кэмпбелл словно бы возникал из
старинного и, возможно, более достойного мира, была его речь - он говорил
не только с шотландским акцентом, но просто по-шотландски.
- Что ж, вы будете вопрошать, кто прикончил Джеми Хаггиса? А я вам
скажу, что не дал бы и полпенни, дабы узнать, кто его зарезал. Да и знал бы
- не сказал! Вне всяких сомнений, дело швах, когда друзья и благодетели
бедного человечества живут в безвестности, никто их не чтит.
Подобно каменщикам, что выстроили большой собор, и великим поэтам,
посвятившим баллады Оттерберну и сэру Патрику Спенсу, человек, отважившийся
на это благое дело - убить Джеми Хаггиса, - в мире сем никогда не возымеет
чести; возможно даже, его будут притеснять. Посему вам не выпытать моего
мнения, если не считать, что я давно искал человека, столь благоразумного и
преданного обществу.
Тут последовала одна из тех немых сцен, когда люди не знают, ответить
ли смехом на явный и умышленный юмор; но, пока они собирались, юный Ангус,
не сводя глаз со своего почтенного наставника, заговорил со всей
студенческой пылкостью:
- Вы же не скажете, д-р Кэмпбелл, что убийство праведно потому, что те
или иные дела или мнения убитого человека были неправедны?
- Скажу, если они достаточно неправедны, - ласково отвечал благодушный
д-р Кэмпбелл. - В конце концов, у нас нет никакого критерия добра и зла.
Salus populi suprema lex {Благо народа - высший закон (лат.)}.
- Не могут ли десять заповедей быть критерием? - спросил молодой
человек; лицо его пылало, рыжая шевелюра пылающим факелом вздымалась над
его головой, словно затвердевшее пламя.
Седовласый святой от социологии глядел на него с благодушной улыбкой;
но глаза его странно заблестели, когда он отвечал:
- Конечно, десять заповедей - это критерий. То, что врачи теперь
именуют "проверкой умственных способностей".
Была ли то случайность, или же серьезность предмета несколько
пробудила интуицию леди Гленорчи, но именно на этих словах ее что-то
осенило.
- Что ж, если д-р Кэмпбелл нам ничего не скажет, я думаю, мы должны
остаться каждый при своем подозрении, - произнесла она. - Не знаю, любите
ли вы курить за обедом, а у меня это вошло в обычай.
На этом пункте своего повествования м-р Понд откинулся на стуле с
большим нетерпением, нежели позволял себе обычно.
- Разумеется, они это делают, - сказал он взволнованно. - Они в
восторге и думают, что очень тактичны, когда они делают это.
- Кто и что делает? - спросил Уоттон. - Что вы такое говорите?!
- Я говорю о хозяйках, - ответил Понд, явственно страдая. - О добрых
хозяйках, по-настоящему умелых хозяйках. Они вмешиваются в беседу,
чувствуя, что можно ее прервать. Хорошая хозяйка, по определению, та, что
заставит двоих гостей общаться, когда они к этому не расположены, и
разлучить их, как только они начнут входить во вкус. Но иногда они
причиняют самый ужасный вред. Понимаете, они останавливают разговор,
который не стоит того, чтобы начинать его сызнова. А это ведь не лучше, чем
убийство!