"Гилберт Кийт Честертон. Песня летучей рыбы ("о Брауне") " - читать интересную книгу автора

подушку револьвер, разделся и лег, чувствуя, что принял все возможные меры
предосторожности на случай невозможного или невероятного происшествия
обычного грабежа. Духовные же грабежи из рассказов знаменитого
путешественника если и припоминались ему сейчас, на пороге сна, то по той
единственной причине, что и сами состояли из субстанции, родственной снам.
Вскоре, однако, и эти мысли перешли в дремотные мечты, перемежавшиеся дремой
без сновидений. Старик конторщик был, разумеется, более суетлив; но,
повозившись и повторив по многу раз все свои предостережения и жалобы, он
тоже отошел ко сну.
Луна воссияла над зеленой лужайкой, окруженной серыми глыбами домов, и
опять потускнела, никем не замеченная на безлюдной и безмолвной земле. И
вот, когда темный свод неба прорезали первые трещины рассвета,
непредвиденное случилось.
Бойл был моложе своего товарища и, естественно, спал здоровее и крепче.
Всегда бодрый после пробуждения, просыпался он, однако, тяжело, будто
ворочал камни; да и сны цеплялись за его оживавший рассудок, словно щупальца
осьминога. В их мешанине среди прочего был зеленый квадрат площади с
четырьмя серыми дорогами, которые он видел с балкона перед сном. Только
теперь они все время меняли форму, смещались и головокружительно вращались
под аккомпанемент низкого рокотания, похожего на гул подземной реки, каким
ему, должно быть, казался сквозь дрему храп старика Джеймсона в гардеробной.
Но в мозгу спящего этот неясный шум и коловращение как-то смутно связывались
со словами виконта де Лара о премудрости, позволяющей манипулировать
рычагами времени и пространства и поворачивать мир. Ему чудилось, будто
какой-то необъяснимый механизм в преисподней, урча, перемещает земные
ландшафты, так что край света может оказаться в соседском саду, а сад
перенестись за тридевять земель.
Первыми до его сознания дошли слова песни, которую напевал в
сопровождении тонкого металлического звука голос с иностранным акцентом,
странный и вместе с тем смутно знакомый. Но молодой человек не был пока
уверен, не сам ли он складывает во сне стихи:
По зову скрипки колдовской Летучих рыб косяк златой Сквозь время и
простор спешит Домой...
Бойл с усилием поднялся с постели и увидел, что его напарник уже на
ногах. Джеймсон выглядывал в длинное окно, выходившее на балкон, и окликал
кого-то на улице.
- Кто там такой! - сурово кричал он. - Что вам здесь надо?
Потом всполошенно повернулся к Бойлу:
- Тут кто-то бродит у самого дома. Я знал, всякое может случиться.
Пойду вниз, запру дверь, что б там ни говорили.
Он со всех ног бросился вниз по лестнице, и Бойл услышал громыхание
запоров. Молодой человек вышел на балкон, всмотрелся в серую ленту дороги,
ведущей к дому, и ему подумалось, что он еще не проснулся. На темной дороге,
пересекавшей пустошь, поросшую скромным северным вереском, и выходившей на
площадь обыкновенной английской деревушки, маячила фигура, точно прямо из
джунглей или с восточного базара - ни дать ни взять, живой герой виконтовых
историй или "Тысячи и одной ночи". Призрачные серые сумерки, в которых на
рассвете начинают обозначаться и обесцвечиваются все предметы, медленно
расступались, будто раздвигалась мутная кисейная занавеска, и показался
человек в причудливом одеянии. Широкая и длинная ткань пронзительно голубого