"Гилберт Кийт Честертон. Песня летучей рыбы ("о Брауне") " - читать интересную книгу автора

цвета охватывала его голову, словно тюрбан, и закрывала подбородок, так что
получалось что-то вроде башлыка. Лицо походило на маску - полотнище,
обернутое вокруг головы, прилегало плотно, как вуаль. Голова была склонена к
какому-то диковинному музыкальному инструменту, не то стальному, не то
серебряному, похожему на странно изогнутую или переломленную скрипку. Вместо
смычка было что-то вроде серебряного гребня, и звуки выходили поразительно
тонкие и резкие. Не успел Бойл открыть рот, как из-под башлыка раздался тот
же голос с навязчивым акцентом:
Как птички райские в свой сад, Златые рыбки прилетят Ко мне...
- Какое вы имеете право!.. - возмущенно закричал Бойл, сам не очень
сознавая, что говорит.
- Я имею право на золотых рыб, - ответил человек на дороге, точно царь
Соломон, а не босоногий бедуин в синем балахоне. - И они откликнутся на мой
зов. Слушайте!
Резко повысив голос на последнем слове, он прикоснулся к своей странной
скрипке. Раздался пронзительный звук, он впился в мозг, а затем, точно
ответом ему, послышался более слабый дрожащий стон. Он исходил из темной
комнаты, где хранилась драгоценная чаша. Бойл бросился туда, и в этот момент
вибрирующее эхо перешло в долгий напряженный звон, напоминавший
электрический звонок, а потом - в глухой треск. Он окликнул оборванца всего
несколько секунд назад, но старый клерк уже показался на верху лестницы,
немного запыхавшись, поскольку возраст давал себя знать.
- Ну вот, дверь я запер, - сказал он. - Кто его знает, что этому
соловью здесь понадобилось.
- Что ж, птичек он сманил, - отозвался Бойл из темной внутренней
комнаты. - Клетка опустела.
Джеймсон бросился туда и застал молодого человека над грудой цветного
стекла, устилавшего пол осколками разбитой радуги.
- Как это сманил, каких птичек? - спросил Джеймсон.
- Птички упорхнули, - твердил Бойл. - Рыбки улетели. Летучие были
рыбки! Нашему приятелю-факиру стоило только свистнуть, и они исчезли.
- Как же он мог? - взорвался конторщик, точно речь шла о нарушении
приличий.
- Да уж мог, - коротко ответил Бойл. - Вот и разбитый шар. Вскрыть его
сразу не вскроешь, а чтобы разбить, довольно секунды. И рыбы исчезли - как,
одному Богу известно, хотя, по-моему, спросить следовало бы этого молодчика.
- Мы теряем время, - напомнил Джеймсон, - надо сейчас же искать его.
- Нет, надо звонить в полицию, - возразил Бойл. - Им легче его
перехватить, у них автомобили и телефоны, это вам не то что гоняться по
деревне в ночных рубашках.
Только, боюсь, бывают такие взломщики, что за ними ни на каких
автомобилях не угонишься.
Пока взбудораженный Джеймсон говорил по телефону с полицейским
участком, Бойл снова вышел на балкон и посмотрел вокруг. Нигде не было
человека в тюрбане и вообще никаких признаков жизни, разве что в гостинице
"Голубой дракон" опытный глаз мог бы приметить слабое движение.
Однако сейчас Бойл понял то, что все время отмечал подсознательно,
словно какая-то мысль барахталась в мозгу и требовала ясности. Сводилась она
к тому, что серый ландшафт перед ним не был монотонно бесцветным - мутную
мглу разрывал яркий прямоугольник, в одном из домов напротив светилось окно.