"Любовь Чернина. Интерес к иудаизму и еврейской учености в ранней схоластике " - читать интересную книгу автора

"Диалогах", их "иудейская" составляющая намного богаче и разнообразней, чем
это могло бы быть в обычном тексте, написанном в жанре полемического
диалога. Помимо традиционных для жанра "contra judaeos" штампов, мы
встречаем у Петра Альфонси и отпечаток его собственного недавнего иудаизма,
и уважение к иудейской учености, обусловленное не только очень тесной связью
с ней самого автора, но и общим веянием эпохи. Не следует забывать, что
персонаж диалога Моисей - это в известном смысле alter ego автора, он сам,
каким он был до крещения: "Защищая доводы христиан, я использовал свое
христианское имя; опровергая же их обратными доводами - имя, которое я носил
до крещения, то есть Моисей"17. Не зря он сделал его своим лучшим другом с
раннего детства (perfectissimus amicus, consocius et condiscipulus). В
целом, кажется, что Альфонси не так стыдится своего иудейского прошлого, как
можно было бы ожидать от конверса. Тон его полемики не теряет достоинства и
учености, практически не впадая в бездоказательные хулу и поношение.
Принципиально важно следующее: несмотря на то, что Альфонси подробно
излагает иудейское вероучение лишь с целью развенчать его и прославить
христианство, он, тем не менее, признает за еврейским оппонентом по имени
Моисей свои правду и логику, ошибочные, но достойные уважения.
Петр Альфонси разделяет общую для латинского средневековья концепцию
тройственности знания: языческое (эллинское), иудейское и христианское, где
языческое - первично, в нем присутствуют в зачатке элементы двух
последующих, иудейское эти элементы развивает, а в христианском они
достигают расцвета:
"Хотя это кажется чуждым трактату, однако я желаю услышать, что ты
думаешь об этом, поскольку мудрые католики, в чью веру ты перешел, имеют на
этот счет суждение, глубоко отличное от того, что говорят книги древних
философов. Там, где католики видят начало, древние философы говорят о
вечности"18.
Важная черта этой трехчастной композиции состоит в том, что все три
компонента обладают своей ценностью, но лишь в третьем все ценности
соединяются. Однако эта схема не вполне линейна, поскольку иудейское начало
не становится просто ступенью, переходным звеном между Аристотелем и
Евангелием: оно в чем-то отклоняется от "природного закона", и добавляет
нечто такое, что не войдет потом в христианство. С точки зрения последнего,
эллины и иудеи практически равны в своих заслугах в постижении окончательной
божественной Истины, нужно лишь соединить "природный закон" язычников с
Откровением, данным иудеям. Задача истинного философа-христианина, таким
образом, заключается в том, чтобы "отделить зерна от плевел", вычленить
разумное из накопленного предшественниками и отбросить ошибочное. Поэтому
нельзя пренебрегать "учением" иудеев, ибо и в нем может содержаться что-то
от Откровения.
Мудрость и знание - неотъемлемые атрибуты иудаизма, присущие ему со
времен Соломона, мудрейшего из смертных, неизменно именуемого
sapientissimus:
"Но так как и сам Иеровоам, и его приближенные были наделены большой
мудростью, благодаря Соломону, их предшественнику, который был мудрее, по
свидетельству Писания, всех предшествующих и последующих (III Цар. 4:29-34),
благодаря великому миру, царившему во времена Соломона и предоставлявшему
наилучшую возможность для постижения мудрости... ".19
Однако здесь важно не признание мудрости Соломона, а то, что элементы