"Николай Черкашин. Белые манжеты " - читать интересную книгу автора

ателье, где в будущие "клеша" вшивались запретные клинья, переговоры со
шляпным мастером насчет фирменной бескозырки, выпиливание из мыльниц
славянских литер СФ - северный флот, и прочие пижонские хлопоты.
Он покидал дом Ксении с мерзейшим чувством собственного ничтожества.
Надо же - просидеть год в теплом кабинете, а потом корчить из себя моремана,
героя-подводника.
Вспомнилось вдруг, как прятал перешитую форму и несезонный бушлат на
вокзале в ячейке автоматической камеры хранения, как таил заветный шифр, как
торопливо переодевался в вагонном туалете, как ловил в метро взгляды
девчонок...
Через три тягомотных дня, заполненных шатанием по кафе и неотступными
вопросами "Кем быть? Где работать?", Голицын отыскал в бушлате бумажку с
адресом мичманской школы и купил билет до Мурманска.
Моряком так моряком!

* * *

Курсантскую практику Голицын проходил на подводной лодке капитана 3-го
ранга Абатурова.
В свои тридцать шесть Абатуров как командир лодки был староват. По
службе его уже обгоняли кавторанги в возрасте Иисуса Христа.
Историю абатуровского командирства знала вся эскадра. Из училища парень
рвался на подводные лодки, но попал на старый эсминец, который вскоре ушел в
консервацию. Несмотря на то что корабль стоял на приколе, в моря не ходил и
особых шансов отличиться своим офицерам не давал, лейтенант Абатуров быстро
вырос до старшего помощника командира.
Карьера довольно редкая и завидная. А он все три "надводных" года
бомбардировал отдел кадров флота рапортами: "Прошу перевести меня на
подводные лодки... Согласен на любую должность, в любой гарнизон". Рапорты
возвращались с неизменной пометкой: "Вакансий нет". Об этой переписке узнал
некто из адмиралов-подводников, вызвал к себе неугомонного лейтенанта: "Есть
место командира группы. Пойдешь со старпомов?"
Абатуров согласился и начал карьеру с нуля - командир группы, командир
отсека. Ему уже шел двадцать восьмой год, и кадровики занесли его фамилию,
которая всегда и везде открывала любые списки, в графу "Неперспективные
офицеры". Правда, судьба подарила ему шанс стать флагманским связистом. Но
Абатуров не захотел уходить в штаб, на берег, остался на лодке. Это стоило
ему личной жизни. Пока он был в очередной "автономке", невеста уехала в
Одессу и не оставила адреса.
К тридцати годам, когда иные офицеры уже становятся к командирскому
перископу, Абатуров едва вышел в "бычки" - в командиры боевой части связи с
одновременным начальствованием над радиотехнической службой. Правда, на его
кителе посверкивала серебряная "лодочка" - знак о допуске к самостоятельному
управлению подводным кораблем. Никто даже не заметил, как он сдал все зачеты
и получил - единственный среди радиоофицеров - этот заветный подводницкий
знак, который, как орден, носится справа и крепится к тужурке не на пошлой
булавке, а привинчивается рубчатой гайкой с клеймом монетного двора.
Дальше был самый фантастический этап абатуровской карьеры. Документы
молчат, говорят легенды.
Будто однажды на больших маневрах перед самым выходом в торпедную атаку