"Николай Черкашин. Белые манжеты " - читать интересную книгу авторажалостью посмотрела на всклокоченного, обескураженного парня, взяла его за
руку и сказала: "Пойдем". Она честно пробродила с ним всю июньскую ночь от Останкина до Красной площади, затем они пришли в Сокольники к Диминому дому, и Ксения, словно старшая сестра, убедившись, что несмышленыш-брат теперь в полной безопасности, поцеловала в лоб и попросила никогда больше ей не звонить и не искать никаких встреч. Только потом, спустя много лет, Голицын понял, как добра была к нему в ту ночь девушка с ледяными глазами. ...Дома никого не было. Дима заставил себя сварить картошку, вскипятить чай, позавтракать и начать новую жизнь без Ксении из Останкина, бойцовскую жизнь московского абитуриента, столь неожиданно взрослую, тревожную и томительную... Он поступил в институт радиоэлектроники и автоматики. И - о чудо! - через год встретил в читальном зале Ксению Черкасову. Она перевелась в МИРЭА с физического факультета пединститута. Но радовался Голицын напрасно. Ксения позволила подойти к себе только через год - на третьем курсе. На четвертом она приняла приглашение сходить в Кремлевский дворец на "Дон Карлоса", на пятом пригласила к себе на день рождения. А летом после выпуска поцеловала... Поцеловала не то в щеку, не то в уголок губ. Дима долго потом вспоминал этот поцелуй и разгадывал его, как расшифровывают таинственную печать.. Случилось это на перроне Ленинградского вокзала вскоре после вручения дипломов. Накануне, раскрыв заветные красные корочки выпускника-отличника, Голицын обнаружил в них невзрачную бумажку - повестку из военкомата. Ему предстояло отслужить в армии год. Всего-то год... Он даже рад был отчасти, что теперь можно будет писать письма и флоте. Служба оказалась легкой и необременительной. В береговой базе подводных лодок матроса Голицына назначили заведующим шумотекой при классе, где тренировались лодочные гидроакустики. Это было что-то вроде лингафонного кабинета, только вместо кассет с записями иноязычных текстов Дмитрий выдавал пленки с шумами винтов различных кораблей: авианосцев и крейсеров, эсминцев и подводных атомоходов, рыбацких судов и грузовых транспортов. А еще были бобины с записями голосов морских рыб: сциен, дорад, тригл и даже дельфинов. Времени хватало и на книги и на письма. Дмитрий наговаривал свои послания на пленку, затем наматывал ее на жесткие открытки, запечатывал в конверт и отсылал Ксении через городскую почту. Разумеется, он рассказывал ей о том, как трудна служба на подводных лодках (понаслышке от знакомых гидроакустиков), как прекрасно полярное сияние (видел однажды сам), как шумливы и говорливы под водой рыбы (слышал сам, но только с магнитофона)... Ксения отвечала редко, но регулярно - раз в месяц. Она писала, что ее распределили в подмосковный центр космической радиосвязи, что работа ей нравится, но о ней не расскажешь подробно, что зима в Москве никуда не годится - то мокрые гололеды, то дождливые снегопады... С весны письма прекратились, и Голицын подумал поначалу, что Ксению и вовсе засекретили в ее центре. Утешался Дмитрий тем, что через неделю-другую и без того недолгая его служба кончалась, а до Москвы скорый поезд "Арктика" идет всего тридцать два часа. Но тут пришло коротенькое письмецо... Дмитрий пробегал убийственные строчки, и они прыгали в глазах фиолетовыми |
|
|