"Николай Черкашин. Белые манжеты " - читать интересную книгу автора

жалостью посмотрела на всклокоченного, обескураженного парня, взяла его за
руку и сказала: "Пойдем". Она честно пробродила с ним всю июньскую ночь от
Останкина до Красной площади, затем они пришли в Сокольники к Диминому дому,
и Ксения, словно старшая сестра, убедившись, что несмышленыш-брат теперь в
полной безопасности, поцеловала в лоб и попросила никогда больше ей не
звонить и не искать никаких встреч.
Только потом, спустя много лет, Голицын понял, как добра была к нему в
ту ночь девушка с ледяными глазами.
...Дома никого не было. Дима заставил себя сварить картошку, вскипятить
чай, позавтракать и начать новую жизнь без Ксении из Останкина, бойцовскую
жизнь московского абитуриента, столь неожиданно взрослую, тревожную и
томительную...
Он поступил в институт радиоэлектроники и автоматики. И - о чудо! -
через год встретил в читальном зале Ксению Черкасову. Она перевелась в МИРЭА
с физического факультета пединститута.
Но радовался Голицын напрасно. Ксения позволила подойти к себе только
через год - на третьем курсе. На четвертом она приняла приглашение сходить в
Кремлевский дворец на "Дон Карлоса", на пятом пригласила к себе на день
рождения. А летом после выпуска поцеловала... Поцеловала не то в щеку, не то
в уголок губ. Дима долго потом вспоминал этот поцелуй и разгадывал его, как
расшифровывают таинственную печать.. Случилось это на перроне Ленинградского
вокзала вскоре после вручения дипломов. Накануне, раскрыв заветные красные
корочки выпускника-отличника, Голицын обнаружил в них невзрачную бумажку -
повестку из военкомата. Ему предстояло отслужить в армии год. Всего-то
год... Он даже рад был отчасти, что теперь можно будет писать письма и
проверить себя в разлуке. Тем более что служить выпало на Севере, да еще на
флоте.
Служба оказалась легкой и необременительной. В береговой базе подводных
лодок матроса Голицына назначили заведующим шумотекой при классе, где
тренировались лодочные гидроакустики. Это было что-то вроде лингафонного
кабинета, только вместо кассет с записями иноязычных текстов Дмитрий выдавал
пленки с шумами винтов различных кораблей: авианосцев и крейсеров, эсминцев
и подводных атомоходов, рыбацких судов и грузовых транспортов. А еще были
бобины с записями голосов морских рыб: сциен, дорад, тригл и даже дельфинов.
Времени хватало и на книги и на письма.
Дмитрий наговаривал свои послания на пленку, затем наматывал ее на
жесткие открытки, запечатывал в конверт и отсылал Ксении через городскую
почту. Разумеется, он рассказывал ей о том, как трудна служба на подводных
лодках (понаслышке от знакомых гидроакустиков), как прекрасно полярное
сияние (видел однажды сам), как шумливы и говорливы под водой рыбы (слышал
сам, но только с магнитофона)... Ксения отвечала редко, но регулярно - раз в
месяц. Она писала, что ее распределили в подмосковный центр космической
радиосвязи, что работа ей нравится, но о ней не расскажешь подробно, что
зима в Москве никуда не годится - то мокрые гололеды, то дождливые
снегопады...
С весны письма прекратились, и Голицын подумал поначалу, что Ксению и
вовсе засекретили в ее центре. Утешался Дмитрий тем, что через неделю-другую
и без того недолгая его служба кончалась, а до Москвы скорый поезд "Арктика"
идет всего тридцать два часа. Но тут пришло коротенькое письмецо... Дмитрий
пробегал убийственные строчки, и они прыгали в глазах фиолетовыми