"Антон Павлович Чехов. Цветы запоздалые" - читать интересную книгу автора

- Кушайте, пожалуйста! - обратилась княгиня к Топоркову.
Егорушка взял стакан, отошел в сторону и осторожно (*69) отхлебнул.
Топорков взял стакан и тоже отхлебнул. Княгиня и княжна сели в стороне и
занялись изучением докторской физиономии.
- Вам, может быть, не сладко? - спросила княгиня.
- Нет, достаточно сладко.
И, как и следовало ожидать, наступило молчание - жуткое, противное, во
время которого почему-то чувствуется ужасно неловкое положение и желание
сконфузиться. Доктор пил и молчал. Видимо, он игнорировал окружающих и не
видел пред собой ничего, кроме чая.
Княгиня и Маруся, которым ужасно хотелось поговорить с умным человеком,
не знали, с чего начать; обе боялись показаться глупыми. Егорушка смотрел на
доктора, и по глазам его видно было, что он собирается что-то спросить и
никак не соберется. Тишина воцарилась гробовая, изредка нарушаемая
глотательными звуками. Топорков глотал очень громко. Он, видимо, не
стеснялся и пил, как хотел. Глотая, он издавал звуки, очень похожие на звук
"глы". Глоток, казалось, изо рта падал в какую-то пропасть и там шлепался
обо что-то большое, гладкое. Тишину нарушал изредка и Никифор; он то и дело
чамкал губами и жевал, точно на вкус пробовал доктора-гостя.
- Правду говорят, что курить вредно? - собрался, наконец, спросить
Егорушка.
- Никотин, алколоид табака, действует на организм как один из сильных
ядов. Яд, который вводится в организм каждой папиросой, ничтожен
количеством, но зато введение его продолжительно. Количество яда, как и
энергия его, находится в обратном отношении с продолжительностью
потребления.
Княгиня и Маруся переглянулись: какой он умница! Егорушка замигал
глазами и вытянул свою рыбью физиономию. Он, бедняга, не понял доктора.
- У нас в полку,- начал он, желая ученый разговор свести на
обыкновенный,- был один офицер. Некто Кошечкин, очень порядочный малый.
Ужасно на вас похож! Ужасно! Как две капли воды. Отличить даже невозможно!
Он вам не родственник?
Доктор вместо ответа издал громкий глотательный звук, и углы его губ
слегка приподнялись и поморщились в презрительную улыбку. Он заметно
презирал Егорушку.
- Скажите мне, доктор, я окончательно выздоровела? - спросила Маруся.-
Могу я рассчитывать на полное выздоровление?
- Полагаю. Я рассчитываю на полное выздоровление, на основании...
И доктор, высоко держа голову и в упор глядя на Марусю, начал толковать
об исходах воспаления легких. (*70) Говорил он мерно, отчеканивая каждое
слово, не возвышая и не понижая голоса. Его слушали более чем охотно, с
наслаждением, но, к сожалению, этот сухой человек не умел популяризировать и
не считал нужным подтасовываться под чужие мозги. Он упомянул несколько раз
слово "абсцесс", "творожистое перерождение" и вообще говорил очень хорошо и
красиво, но очень непонятно. Прочел целую лекцию, пересыпанную медицинскими
терминами, и не сказал ни одной фразы, которую поняли бы слушатели. Однако
это не помешало слушателям сидеть разинув рты и глядеть на ученого почти с
благоговением, Маруся не отрывала глаз от его рта и ловила каждое слово. Она
глядела на него и сравнивала его лицо с теми лицами, которые ей приходилось
каждый день видеть.