"Антон Павлович Чехов. Цветы запоздалые" - читать интересную книгу автора

советов.
Маруся выслушала со вниманием, точно интересную сказку, глядя прямо в
глаза ученому человеку.
- Ну-с? Вы, полагаю, поняли? - спросил ее Топорков.
- О, да! Merci.
Визит продолжался ровно четыре минуты.
Топорков кашлянул, взялся за шляпу и кивнул головой. Маруся и Егорушка
влились глазами в мать. Маруся даже покраснела.
Княгиня, покачиваясь, как утка, и краснея, подошла к доктору и неловко
всунула свою руку в его белый кулак.
- Позвольте вас поблагодарить! - сказала она. Егорушка и Маруся
опустили глаза. Топорков поднес кулак к очкам и узрел сверток. Не конфузясь
и не опуская глаз, он помочил во рту палец и чуть слышно сосчитал кредитные
билеты. Он насчитал двенадцать (*68) двадцатипятирублевок. Недаром Никифор
бегал куда-то вчера с ее браслетами и серьгами! По лицу Топоркова пробежала
светлая тучка, нечто вроде сияния, с которым пишут святых; рот слегка
передернула улыбка. По-видимому, он остался очень доволен вознаграждением.
Сосчитав деньги и положив их в карман, он еще раз кивнул головой и повернул
к двери.
Княгиня, Маруся и Егорушка впились глазами в докторскую спину, и все
трое разом почувствовали, что у них сжимается сердце. Глаза их затеплились
хорошим чувством: этот человек уходил и больше не придет, а они уже привыкли
к его мерным шагам, отчеканивающему голосу и серьезному лицу. В голове
матери мелькнула маленькая идейка. Ей вдруг захотелось приласкать этого
деревянного человека.
Сирота он, бедный,- подумала она,- Одинокий".
- Доктор,- сказала она мягким, старушечьим голосом. Доктор оглянулся.
- Что-с?
- Не выпьете ли вы с нами стакан кофе? Будьте так добры!
Топорков наморщил лоб и медленно потянул из кармана часы. Взглянув на
часы и немного подумав, он сказал:
- Я выпью чаю.
- Садитесь, пожалуйста! Вот сюда!
Топорков положил шляпу и сел; сел прямо, как манекен, которому согнули
колени и выпрямили плечи и шею. Княгиня и Маруся засуетились. У Маруси
сделались большие глаза, озабоченные, точно ей задали неразрешимую задачу.
Никифор, в черном поношенном фраке и серых перчатках, забегал по всем
комнатам. Во всех концах дома застучала чайная посуда и посыпались со звоном
чайные ложки. Егорушку зачем-то вызвали на минуту из залы, вызвали
потихоньку, таинственно.
Топорков, в ожидании чая, просидел минут десять. Сидел он и глядел на
педаль рояля, не двигаясь ни одним членом и не издавая ни звука. Наконец
отворилась из гостиной дверь. Показался сияющий Никифор с большим подносом в
руках. На подносе, в серебряных подстаканниках, стояли два стакана: один для
доктора, другой для Егорушки. Вокруг стаканов, соблюдая строгую симметрию,
стояли молочники с сырыми и топлеными сливками, сахар с щипчиками, кружки
лимона с вилочкой и бисквиты.
За Никифором шел с притупленной от важности физиономией Егорушка.
Шествие замыкали княгиня, с вспотевшим лбом, и Маруся, с большими
глазами.