"Джон Чивер. Буллет-Парк" - читать интересную книгу автора

всех обрядов службы и как истая прозелитка несла не мир, но меч. Не успевал
раздаться голос священника из ризницы, как она уже вскакивала на ноги и,
опережая остальных прихожан, строгим и зычным голосом выпаливала "аминь" и
"господи, помилуй". Можно было подумать, что для нее обедня - нечто вроде
церковных состязаний. Она преклоняла колена с прилежной грацией, свое
"верую" и молитву покаяния произносила без единой запинки, а в слова "агнец
божий" вкладывала всю душу. Стоило же миссис Трэнчем почуять соперницу - а
таковые нет-нет да маячили на ее горизонте,- как она несколько раз осеняла
себя крестным знамением в доказательство превосходства своего религиозного
рвения. Миссис Трэнчем была создана для побед.
На алтаре, украшенном пурпурным покрывалом, стояли хризантемы и,
символизируя собой плоть и дух, горели две свечи. В церковь вошел Чарли
Стюарт и сел на одну из передних скамей. Что-то в его облике смутило Нейлза.
Пиджак висел на нем, как на вешалке. Он, должно быть, сильно похудел -
интересно, на сколько? Фунтов на сорок, не меньше. А то и на все пятьдесят.
Как уныло выглядит его спина под этим просторным пиджаком, как он похудел,
как изможден... Рак?.. Впрочем если бы это, Нейлз, наверное бы, уже знал,
ведь его жена дружит с женой Чарли. К тому же слухи о раке, все равно -
ложные или достоверные, обычно разносятся с быстротою ветра. Вид заболевшего
приятеля навел Нейлза на тягостные раздумья о таинственных силах разрушения
и смерти. Мысли о смерти, в свою очередь, напомнили ему о том, что отец
Чарли полгода назад погиб где-то в Южной Америке в авиационной катастрофе. И
тут Нейлза вдруг осенила утешительная мысль: ну, конечно же, как он не
подумал об этом раньше - Чарли просто надел костюм покойного отца! Нейлз так
и просиял от победы житейского практицизма над смертью.
В эту минуту в церковь вошла незнакомая пара.
Горстка мужчин и женщин, имевших обыкновение приходить к ранней обедне,
была немногочисленна, и Нейлз всех их знал наперечет. Новички являлись
редкостью, и любопытство Нейлза было совершенно оправданным. Вновь
пришедшим, и ему и ей, было, вероятно, немногим больше сорока: в его
каштановых волосах не было еще и намека на седину. Эта чета могла служить
рекламой здорового моногамного брака. Женщина преклонила колена перед
распятием - собственно, это было не столько коленопреклонение, сколько
глубокий реверанс. Мужчина ограничился коротким кивком головы. При
упоминании приснодевы Марии она еще раз присела, он же продолжал стоять
неподвижно. В молодости она была, должно быть, очень хороша, и
чувствовалось, что ей до конца жизни удастся сохранить ту власть, которую ей
даровала природа, наделив ее красивой наружностью. У мужчины был вид
добропорядочный, холеный и - если бы не живые глаза - довольно ординарный.
Оба звонко и отчетливо произносили "аминь".
"Как она хороша, как грациозна,- подумал Нейлз, - супружество для нее,
верно, окружено немеркнущим ореолом, и она так и купается в его лучах".
Нейлз не обнаружил в ее лице и намека на разочарование или запоздалые
сожаления. Страстная жена, тактичная хозяйка, мудрая мать, любящая подруга -
во всех этих ролях она, должно быть, совершенна, решил Нейлз. Самый институт
брака, казалось, специально придуман для таких, как она.
Быть может, им, таким, как она, институт этот и обязан своим
существованием. Что до нового прихожанина, то наблюдатель менее благодушный,
чем Нейлз, увидел бы в нем определенный тип человека, который, достигнув
верхних ступеней на общественной лестнице, может вдруг оказаться мошенником,