"Джон Чивер. Семейная хроника Уопшотов" - читать интересную книгу автора

поборником честности и бережливости, он каждое утро до ухода на работу
колол перед своим домом дрова. Дом его не был ветхим, но требовал окраски,
и это, как и колка дров, должно было означать, что честная бедность выше
показной роскоши. На лужайке на столбе висело объявление: "ПРОДАЕТСЯ".
Теофилес получил в наследство от отца травертинские и сент-ботолфские
предприятия коммунальных услуг и продал их с большой выгодой. В тот день,
когда была заключена эта сделка, он вернулся домой и прибил к столбу
объявление о продаже лужайки. Дом, конечно, не продавался. Объявление было
вывешено лишь с той целью, чтобы возник слух, будто он продал предприятия
в убыток, и чтобы сохранить за ним репутацию бедного, печального,
богобоязненного и перегруженного работой человека. Еще одно. Когда
Теофилес приглашал на вечер гостей, предполагалось, что они придут после
ужина и отправятся в сад играть в прятки.
Проезжая мимо усадьбы Гейтса, дамы могли вдалеке различить шиферную
крышу дома Гоноры Уопшот на Бот-стрит. Гонора им наверняка бы не
показалась. Когда-то Гонора была представлена президенту Соединенных
Штатов и, пожимая ему руку, сказала: "Я приехала из Сент-Ботолфса.
Полагаю, вы знаете, где это. Говорят, Сент-Ботолфс похож на пирог с
тыквой. Без верхней корки..."
Они увидели миссис Мортимер Джонс, которая шла по дорожке своего сада и
ловила сачком бабочек. На ней было широкое домашнее платье и большая
соломенная шляпа.
За участком Джонсов был дом Брустеров и еще одно объявление: "ДОМАШНИЕ
ПИРОГИ И ТОРТЫ". Мистер Брустер был инвалидом, и миссис Брустер содержала
мужа и дала двум сыновьям возможность окончить колледж на те деньги, что
зарабатывала выпечкой кондитерских изделий. Сыновья преуспели, но сейчас
один из них жил в Сан-Франциско, а другой - в Детройте, и домой они не
приезжали. Оба писали ей, что собираются приехать на рождество или на
пасху, что первая поездка, какую они совершат, будет поездка в
Сент-Ботолфс, но они побывали в Йосемитском национальном парке, они
побывали в Мехико, они побывали даже в Париже, но ни разу, ни разу не
приезжали домой.
На углу Хилл-стрит и Ривер-стрит девочка свернула направо и миновала
дом Джорджа Хамболта, который жил с матерью и был известен под прозвищем
Дядюшка Писпис Пастилка. Дядюшка Писпис происходил из рода отважных
моряков, но не был таким мужественным, как его прадеды. Разве мог он с
помощью сильного желания и воображения закалиться так, как закалился бы,
пройдя Магеллановым проливом? Время от времени в летние вечера бедный
Дядюшка Писпис прогуливался нагишом по прибрежным садам. Соседи
разговаривали с ним беззлобно, только с некоторым раздражением. "Иди
домой, Дядюшка Писпис, и надень что-нибудь", - говорили они. Изредка его
арестовывали, но никогда, не высылали, потому что выслать его значило бы
поставить под сомнение единодушие жителей поселка. Что мог бы сделать для
него весь остальной мир, чего не могли бы сделать в Сент-Ботолфсе?
За домом Дядюшки Писписа можно было вдалеке увидеть дом Уопшотов и всю
Ривер-стрит - неизменно романтическое зрелище, казавшееся особенно
романтическим в это позднее праздничное утро. В воздухе пахло морем -
поднимался восточный ветер, - и это сразу же наложило на городок отпечаток
целеустремленности, величия и в то же время печали, ибо, восхищаясь домами
и вязами, наши дамы знали, что их сыновья уедут отсюда. Почему юноши