"Александр Чаянов. Венедиктов или достопамятные события жизни моей" - читать интересную книгу автора

меня к голове и забилась в висках, когда взглянул я на них.
Порнографическое искусство всего мира бледнело перед
изображениями, которые трепетали в моих руках. Взбухшие
бедра и груди, готовые лопнуть, голые животы наливали кровью
мои глаза, и я с ужасом почувствовал, что изображения эти
живут, дышат, двигаются у меня под пальцами. Рыжий толкнул
меня под бок. Был мой ход. Банкомет открыл мне пикового
валета - отвратительного негра, подергивавшегося в какой-то
похотливой судороге, я покрыл его козырной дамой, и они,
сцепившись, покатились кубарем в сладострастных движениях, а
банкомет бросил мне несколько сверкающих трехугольников.
Как удары молота, стучала кровь в моих висках. Но я, боясь
выдать себя, продолжал играть. Карта мне шла, и неистовые
оргии карточных персонажей, сплетавшихся во славу Приопа...
решались в мою пользу.
Когда плюгавый джентльмен вернулся, передо мною на столе
лежала изрядная кучка металла. Он, видимо, был неожиданно
обрадован и, сунув горсть трехугольников мне в руки,
похлопал по спине. Воскликнул: "Ха, Шлюсен", и погрузился
в игру. Оторвавшись от дьявольских карт, я обвел залу
помутившимся взором налитых кровью глаз. Для меня не
оставалось более сомнения, что нахожусь я в клубе лондонских
дьяволов. Приходилось думать о бегстве. Рыжий джентльмен,
встреченный мною в Уитчапле, вряд ли мог быть для меня
полезен. Он был в сильном проигрыше, и волосы его
бакенбардов в неистовстве сжимались и разжимались, как
спирали пружин... На счастье, увидел я двух косопузых
карапузиков в красных рединготах, янтарных лосинах и черных
цилиндрах, которые, о чем-то споря, простились с соседями и,
очевидно, направились к выходу. Незамеченным последовал я
за ними. Они подошли к плотной кирпичной стене и, не
замедляя шага, слились с нею. Я бросился к ней, выдвигая
правое плечо вперед, ожидая удара холодного камня. И только
коснулся ее поверхности, как увидал себя в сутолоке вечерней
толпы Пикадилли-стрит".
Венедиктов остановился, вытер платком вспотевший лоб,
залпом осушил стакан и продолжал:
"Когда я вернулся в гостиницу и разложил семь мною
выигранных трехугольников посередине стола, долго не мог я
понять их значения. Это были толстые золотые и, очевидно,
платиновые пластины, с вырезанными на них знаками Аик-Бекара
и пентаклем, сильно потертые и бывшие, очевидно, в немалом
употреблении. Казалось, впитали они в себя адский пламень
Асмодеевой черной мессы.
Недоуменно взял я один из них в руки и, смотря на него,
задумался. Постепенно меня захватили, нарастая, новые
ощущения. Почувствовал прилив каких-то новых чувств, и взор
мой, изощренный, как-то свободно проникал сквозь предметы,
уносился беспредельно.
В какой-то синеющей дымке, - впрочем, даже не в дымке и