"Карел Чапек. Обыкновенная жизнь" - читать интересную книгу автора

x x x

Школа - опять-таки совершенно особый мир. Там детей различают уже не по
отцам, а по фамилиям; их определяет уже не то, что один - сын стекольщика, а
другой - сапожника, а то, что один - Адамец, а другой - Беран. Это было
такое потрясение для сынишки столяра, что он долго привыкал к этому
новшеству. До сих пор он принадлежал семье, мастерской, дому, мальчишечьей
компании; а теперь сидит вот, страшно одинокий, среди сорока других
учеников, большинство которых ему не знакомо, с которыми не было у него
никакого общего мира. Сидел бы с ним рядом папа или мама, пусть даже
подмастерье Франц или долговязый, грустный пан Мартинек - тогда бы другое
дело; можно бы держаться за его полу и не терять связи со своим миром;
ощущать его за собой, как защиту. Мальчик готов был разреветься, но
побоялся, что другие посмеются над ним. И никогда он так и не слился с
классом. Другие мальчики вскоре передружились, стали толкать друг друга под
партами, но им-то было легко: не было у них дома ни столярной мастерской, ни
ограды из щепок, внутри усыпанной опилками, ни силача Франца, ни пана
Мартинека; им не по чему было так горестно тосковать. Сын столяра сидел в
суете класса, потерянный, и горло у него сжималось. Подошел к нему учитель,
сказал ободряюще:
- Ты послушный и тихий мальчик.
Мальчик залился краской, и на глаза его навернулись слезы еще
неизведанного счастья. С той поры и стал он в школе послушным и тихим
мальчиком - что, разумеется, еще больше отдалило его от остальных.
Но школа дает ребенку еще и другой, большой и новый опыт: здесь ребенок
впервые сталкивается с иерархическим устройством жизни. Правда, и до сего
времени ему приходилось повиноваться некоторым людям; вот мама велит что-то
сделать - но мама-то ведь наша, и она существует для того, чтобы варить нам
еду, и еще она целует и ласкает; папа бушует порой - зато в другой раз можно
взобраться к нему на колени или уцепиться за его толстый палец. Другие
взрослые тоже иногда одергивают тебя или ругают, но это пустяки, и можно
просто убежать. А вот учитель - совсем другое дело; учитель для того только
и создан, чтоб делать замечания и приказывать. И нельзя убежать, спрятаться
- только краснеешь и от стыда готов провалиться сквозь землю. И уж никак
невозможно вскарабкаться к нему на колени или уцепиться за чисто вымытую
руку; он - всегда над тобой, недоступный и неприкосновенный. А законоучитель
- еще того пуще. Погладит он тебя по голове - и значит это не просто тебя
погладили, а отличили и возвысили над прочими, и ты с трудом сдерживаешь
слезы благодарности и гордости. До школы был у мальчика свой мир, а вокруг
него - множество замкнутых, таинственных миров: пекаря, каменотеса и всех
других. Теперь же мир разделился надвое: мир высших - там учитель,
законоучитель и еще те, кому позволено разговаривать с ними, то есть
аптекарь, доктор, нотариус, судья; и - мир обычных людей, где - папы и их
дети. Папы живут в мастерских и лавках и только выходят постоять па пороге,
словно обречены держаться своих домов; а люди из мира высших встречаются на
площади, широким жестом снимают друг перед другом шляпы, они могут постоять,
беседуя, или пройтись немного вместе. И их стол в трактире на площади накрыт
белой скатертью, тогда как скатерти на других столах - в красную или синюю
клеточку; их стол чем-то похож на алтарь. Теперь-то я понимаю, что и белая
эта скатерть была вовсе не так уж свежа, и священник наш был толстый,