"Карел Чапек. Обыкновенная жизнь" - читать интересную книгу автора

добродушный и страдал насморком, и учитель был этакий деревенский бобыль с
красным носом. Но в ту пору они воплощали для меня нечто высшее и чуть ли не
сверхчеловеческое. То было первое разделение мира по рангам и власти.
А я был тихий, прилежный ученик, и меня ставили в пример остальным; но
втайне я до дрожи душевной восхищался сыном маляра, сорванцом и шалопаем,
который озорством своим доводил учителя до исступления и однажды укусил
священника за палец.
Этого мальчишку чуть ли не боялись и ничего не могли с ним поделать.
Его могли лупить как угодно - он только смеялся им в глаза: что бы то ни
было, а плакать было ниже его дикарского достоинства. Кто знает,- быть
может, то обстоятельство, что сын маляра не взял меня в товарищи, сыграло
самую решающую роль в моей жизни. А я бы отдал все на свете, только б он
дружил со мной. Раз как-то, не помню уж, что он там вытворял, но балкой ему
раздробило пальцы; все дети закричали - он один не проронил ни звука, только
побледнел и стиснул зубы. Я видел,- он шел домой, поддерживая окровавленную
левую кисть правой рукой, словно нес трофей. Мальчики гурьбой бежали за ним,
вопя: "На него балка свалилась!" Я был почти без чувств от ужаса и
сострадания, У меня дрожали ноги, и дурнота подступала к горлу. "Тебе
больно?" - едва выговорил я. Бросив мне гордый, горящий, насмешливый взгляд,
он процедил сквозь зубы: "А тебе-то что?" Я отстал от него - отвергнутый и
униженный. Ну погоди, я покажу, я докажу тебе, на что я способен! Я бросился
в нашу мастерскую и сунул левую руку в тиски, которыми зажимают доски; стал
завинчивать - ладно, вот увидите! Слезы брызнули у меня из глаз,- ага,
теперь мне так же больно, как ему! Я ему покажу... Я затянул тиски еще, еще
больше... я уже не чувствовал боли, я был в экстазе. Меня нашли в обмороке,
с рукой в тисках. До сих пор последние фаланги пальцев на левой руке у меня
парализованы. Теперь эта рука морщиниста и суха, как лапа индюка, но до сих
дней она отмечена памяткой... чего, собственно? Мстительной детской
ненависти или страстной дружбы?
V

В ту пору к нашему городку подводили железную дорогу. Строить ее начали
давно, и теперь подошли совсем близко; даже на дворе столяра слышно было,
как рвут камень для полотна. Нам, детям, строго-настрого запретили ходить
туда, - во-первых, там взрывали динамит, а во-вторых, люди-то там уж больно
неподходящие; сброд такой, что только тьфу, говорили у нас. Однажды отец
повел меня туда - погляди, мол, как строят дорогу. Я судорожно уцепился за
его руку,- "эти люди" внушали мне страх; жили они в дощатых бараках, между
которыми сушилось на веревках рваное тряпье, а в самом большом бараке был
трактир с грудастой, сердитой хозяйкой, которая непрерывно ругалась. На
линии полуголые люди кирками долбили камень; они кричали что-то отцу, но он
им не отвечал. Стоял там еще какой-то человек с красным флажком.
- Смотри, сейчас будут взрывать,- сказал отец, и я еще крепче сжал его
руку.
- Не бойся, ведь я с тобой,- уверенно говорит отец, и я, блаженно
вздыхая, чувствую, какой он сильный и надежный; там, где он,- не может
случиться ничего дурного.
Раз как-то к нашему забору подошла оборванная девочка, сунула нос в
щелку и что-то залепетала.
- Ты что говоришь-то? - спросил Франц.