"Рэймонд Чандлер. Китайский жадеит" - читать интересную книгу автора

Я вытащил из-под мышки пистолет - к сожалению, не тот, что был у меня
с собой вчера ночью (до чего же ненавижу терять оружие!), - высыпал из
магазина на ладонь патроны, вставил их обратно, пощелкал предохранителем и
сунул пистолет на место в кобуру.
Индеец обратил на это столько же внимания, как если бы я чесал в
затылке.
- Моя машина, - сказал он. - Большая машина. Таки да.
- Какая жалость, - прохныкал я. - Со вчерашнего вечера я разлюбил
большие машины. Но делать нечего, пошли.
Я запер дверь, и мы пошли. Боже, как вонял этот индеец в лифте! Даже
лифтер еле удерживался от того, чтобы не зажать нос.
Светло-коричневый "линкольн" был довольно старым, но вместительным и
удобным, с цыганскими занавесками из стеклянных бус на задних стеклах. Он
промчался вниз, мимо ослепительно зеленого поля для игры в поло, резко
взмыл вверх, после чего смуглый, похожий на иностранца шофер свернул на
узкую, мощеную белыми камнями улочку, почти такую же крутую, как лестницы
Линдли Пола - только шла она не прямо, а петлями. Это уже было за чертой
города - за Вествудом. Здесь начинались Брентвудские Высоты.
Карабкаясь вверх, мы миновали две апельсиновые рощи - экзотическая
забава богатых землевладельцев, потому что, вообще-то, апельсины в этих
местах не растут; миновали несколько вжавшихся в крутые склоны предгорий и
похожих на барельефы домов.
Потом дома кончились, осталась только асфальтовая лента дороги и
выжженные предгорья кругом, слева - отвесный обрыв в прохладную тень
безымянного каньона, справа - раскаленная стена потрескавшейся иссушенной
глины, по карнизу которой свисали, цепляясь, какие-то неистребимо живучие
дикие цветы, упрямые, как детишки, которые не хотят уходить спать из-за
праздничного стола.
А впереди меня - две спины: одна - худая габардиновая и над ней -
смуглая шея, черные волосы, фуражка с козырьком; другая - широкая,
неуклюжая, в старом коричневом костюме и над ней - толстая красная шея,
большая тяжелая голова с засаленной ветхой шляпчонкой на макушке, из-под
которой до сих пор торчала выдранная подкладка.
Тут дорога круто свернула, большие шины забуксовали на мелкой гальке,
и сквозь распахнутые ворота коричневый "линкольн" въехал на обсаженную
розовыми геранями крутую подъездную дорожку. В конце дорожки, на самой
вершине горы возвышалось этакое орлиное гнездо, сторожевая башня - стекло,
хром и белая плитка: сооружение модерновое, как флюороскоп, и недоступное,
как маяк.
В конце подъездной дорожки машина развернулась и остановилась у глухой
белой стены с единственной черной дверью. Индеец вышел и устремил на меня
свой свирепый взгляд. Прижимая левой рукой к боку пистолет, я тоже выбрался
из машины.
Черная дверь в белой стене без всякого нажима снаружи медленно
отворилась, и перед нами открылся длинный, узкий черный коридор. На потолке
горели слабые лампочки.
Индеец сказал:
- Уф, заходи, Большой Стрелок.
- После вас, мистер Урожай.
Нагнув голову, он прошел вперед, я последовал за ним, и черная дверь