"Александр Борисович Чаковский. Свет далекой звезды (Повесть) " - читать интересную книгу автора

измучены, оставим этот разговор до завтра. Подумайте. Честь имею. И
помните: вы не в плену. Вы просто вернулись домой после долгих и
мучительных странствий".
На другой день немецкий генерал является снова.
"Ну, как, спрашивает, согласны?"
"Простите, ваше превосходительство, - отвечает наш воспитанный
генерал, - но я уже имел честь вам доложить... Я присягал".
"Но, чёрт подери, - уже стал злиться немец, - присягать можно только
богу, в которого не верят по ту сторону фронта, и власти, которая
представляет бога на земле!"
"Я не очень силён в теологии, - разъясняет генерал, - но у меня на
этот счёт несколько иная концепция. Видите ли, в стране, гражданином и
офицером которой я имею честь состоять, присягают на верность народу".
"Народу?! - перебивает его барон. - Вы, дворянин, царский офицер, что
вы такое говорите? Какому народу? Толпе? Сброду? Скопищу забитых,
невежественных людей?"
"Извините, ваше превосходительство, - прерывает его генерал, - но
ваша неосведомлённость меня поражает. Народ, о котором вы изволите так
пренебрежительно отзываться, построил общество, о котором мечтали поколения
лучших людей. И я сам имел честь принимать участие в строительстве этого
общества. Если угодно, ради него я и жил. Ему и присягал".
"Я не верю своим ушам, - разводит руками немец. - Я ещё раз отложу
наш окончательный разговор и прошу вас всё продумать и взвесить. Если у вас
есть какие-либо желания, просьбы..."
"Есть, - говорит генерал. - Я прошу перевести меня из этого помещения
туда, где содержатся мои оставшиеся в живых солдаты и офицеры. Вы сами
кадровый военный и понимаете, что офицерская честь не позволяет мне..."
Его перевели. Туда, на снег, за колючую проволоку. Не сразу, правда.
Ещё несколько дней генерала пытались склонить на измену, уговорить плюнуть
в лицо тому народу и тому поколению, частью которого он себя считал. Он
отвечал вежливо, старомодно - он был уже старик, этот генерал, - но
твёрдо. Тогда его перевели в лагерь. В самое худшее из его отделений. Он
простудился, заболел. Его снова и снова убеждали отречься. Он кашлял
кровью, но ссылался на присягу. Наконец не выдержал и, забыв свою
неизменную вежливость, бросил в лицо уговаривающему его немцу:
"Это наконец мерзко, господин генерал! Только лишённый чести человек,
только ландскнехт, меряющий всех на свой аршин, способен надеяться, что
русский советский офицер может стать предателем! Вы невоспитанный и
навязчивый человек, ваше превосходительство! Убирайтесь к чёрту!"
Тогда его, старого, больного, харкающего кровью, закопали в снежный
сугроб по самые плечи. Тот самый командующий, барон, уже не приехал. Задать
генералу последний вопрос было поручено рядовому солдату из эсэсовской
команды. Он подошёл к теряющему сознание, почти оледеневшему старику и
произнёс только одно слово:
"Согласны?"
"Позаботься, братец, о моих солдатах, - ответил генерал, - ведь ты
всё-таки человек..."
Завьялов замолчал. Потом сказал:
- Ты, наверно, спросишь меня, зачем я рассказал тебе эту историю. Что
ж, я отвечу. Это к вопросу о старшем поколении. Ты меня понял? И ещё одно