"Александр Борисович Чаковский. Свет далекой звезды (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Некоторое время после того, как его уволили в отставку по возрасту,
Симонюк ещё пользовался своим правом носить форму.
Но потом понял, что форма без власти, без права командовать, без
перспективы на повышение, в сущности, ничто. Поняв это, он уже ни разу не
прикасался к своему кителю, к сапогам и полковничьей папахе, а с ней ему
было труднее всего расстаться при его незавидном росте.
Симонюк получал очень приличную пенсию и воспринимал это как должное,
поскольку считал, что государство и все окружающие его люди в той или иной
степени обязаны ему по гроб жизни. Он полюбил деньги и когда узнал, что без
особого труда может получать к своей пенсии ещё некоторый приработок, то
долго выбирал себе подходящую должность и остановился наконец на аэроклубе.
Однако всем должностям, непосредственно связанным с полётами или с
обучением курсантов, Симонюк предпочёл обязанности начальника отдела
кадров. Когда-то в дни войны он считался неплохим командиром полка, хотя и
не из лучших, и не мыслил своей будущей жизни иначе как в армейском строю.
Но в мирные дни, став второстепенным работником одного из подотделов
Министерства обороны, он не раз ловил себя на чувстве зависти к тем
сослуживцам, которые выходили в отставку с хорошей пенсией.
При всём этом Симонюк был самолюбив и, выйдя на пенсию, воспитал в себе
чувство обиды на этих "нынешних", разумеется по несерьёзности, по глупости
своей решившихся отказаться от дальнейшего использования Симонюка на
активной, командной работе.
Он неприязненно относился ко всему современному, смотрел на жизнь, как
на нечто продолжающее своё движение лишь на холостом ходу.
Симонюк, в сущности, был грубым и примитивным человеком, но имел, как
говорится, хорошо подвешенный язык и обладал способностью схватывать чужие
мысли "на лету". Он гордился своим житейским опытом, пониманием "что к
чему" и был из тех, о ком говорят: "Тёртый калач".
Сам Симонюк считал себя культурным человеком, часто повторял: "Мы -
культурные люди", - и даже время от времени писал в газеты.
Его любимым и единственным жанром были письма в редакции, а одним из
главных объектов критики в этих письмах - художественная литература, с
которой он вёл давнюю, непримиримую войну. Может быть, Симонюк искренне был
убеждён, что всё, что пишется в книгах, написано "не так", что "в жизни так
не бывает" и что писатели, как правило, - люди легкомысленные, склонные
расписывать то, чего не знают.
Даже в тех случаях, когда Симонюк сам ничего не знал о предмете, о
котором шла речь в книге, он всё же был уверен, что знает больше автора.
Его суждения были безапелляционны и резки. Он не признавал средних
оценок и, вынося приговор, всегда требовал "высшей меры".
Свои письма он начинал однообразно: "С большим интересом начал читать
я..." - и так же однообразно заканчивал: "...Таким образом, прочитанное
произведение оставляет чувство глубокого недоумения и вызывает законный
вопрос: "По какому же праву..." Он подписывал эти письма, полностью приводя
своё звание: "Гвардии полковник авиации в отставке".
Теперешний Симонюк не любил активных людей. Не любил тех, кто, по его
мнению, слишком "трепыхается", в особенности если "трепыхался" его бывший
сослуживец, а ныне демобилизованный офицер. Такому офицеру, считал Симонюк,
положено брать пример с него и спокойно "сидеть" на месте. За этими людьми
он признавал право лишь на одну привилегию - занимать, как он,