"Александр Борисович Чаковский. Свет далекой звезды (Повесть) " - читать интересную книгу автора

скромные обязанности. По мере сил!.. Брось, Завьялов, не крути, ты сам
определил эту меру своих сил, обида их определила - вот в чём дело!
Слишком спокойными, сонными, да-да, сонными стали твои глаза, иначе бы ты
нашёл её раньше, сумел бы разглядеть её следы!.."
Он снова пытался прогнать эти невесёлые мысли, призывал на помощь
логику, здравый смысл.
И всё же не мог успокоиться. Логика оказывалась бессильной.
И опять Завьялова охватило, казалось бы, забытое чувство тоски по
самолёту, по небу. Он закрыл глаза и увидел фронтовой аэродром - поляну,
на которой стоят наполовину скрытые в лесу, замаскированные срубленными
ветвями машины, услышал звонкий голос механика, докладывающего о готовности
самолёта. Вот он подходит к самолёту, с лёгкостью, привычно набрасывает
себе на плечи лямки парашюта. Знакомый, обычный груз давит на его плечи.
Одним движением, рывком взбирается на крыло самолёта, опираясь о борт
кабины, переносит ноги и опускается на сиденье. Ему кажется, что ладонь его
правой руки уже ощущает ручку управления, а левой чего-то не хватает. Чего
именно не хватает его левой руке? Рукоятки сектора газа.
Завьялов нагнулся, пошарил рукой по песку в темноте, нащупал какой-то
длинный, гладкий камень-голыш, поднял его и сжал в руке. Знакомое ощущение
пришло. Ему показалось, что он открывает глаза и видит серое,
предрассветное небо и покрытую зелёной, влажной от росы травой, убегающую
вдаль взлётную полосу, слышит рёв двигателя. Всем своим существом он
ощущает возрастающую сладостную скорость взлетающего самолёта... На
следующий день Завьялов выехал в Москву.


3. НАЧАЛО ПУТИ

Завьялова никто не встречал.
Когда-то у него было много друзей. А потом была жена, зато уже не было
друзей, потому что она их не любила, и они не любили её.
Раньше, подъезжая к московскому перрону, Завьялов всегда высовывался из
окна или из двери тамбура. Издали он узнавал встречавших его приятелей. А
потом его уже никто не встречал, кроме жены, и он уже больше не торопился,
не высовывался из окна, не спешил в тамбур. Наоборот, начинал медленно
собирать вещи, только когда поезд останавливался у перрона.
Он знал, что жена уже стоит у вагона, потому что это было её
правилом - провожать его, встречать и подставлять вытянутые трубочкой,
накрашенные губы для осторожного - не смазать бы краску - поцелуя.
Они жили недружно, иногда не разговаривали по неделям, но если он
уезжал, она провожала его на вокзал или на аэродром, а когда возвращался -
ждала на перроне или за решётчатой оградой аэродрома. И он медленно шёл ей
навстречу, зная всё наперёд.
А когда жена ушла от него (собственно, она никогда и не была "с ним"),
то Завьялова уже совсем никто не встречал. Долгое время ему было горько
сознавать это, ещё медленнее он собирал свои вещи, стараясь выйти из вагона
последним, чтобы не видеть чужих встреч и поцелуев.
Но сейчас Завьялов не чувствовал своего одиночества. Он думал только о
том, что Оля жива, жива, жива, что случилось чудо, одно из тех чудес, о
которых ему приходилось читать или слышать после войны. Происходили