"Джон Ле Карре. Наша игра" - читать интересную книгу автора

- Нет, не так.
- А почему нет?
- У нас была подстраховка.
- Какая?
Наши агенты. Подслушивание. Квартира посредника. Ресторан, который мы
нашпиговали "жучками". И всякий раз, когда мы делали микрофонную запись, она
слово в слово совпадала с тем, что сообщал Ларри. Мы ни в чем не могли
заподозрить его. Все это в деле, как вам известно.
Она одарила меня каменной улыбкой и продолжила свое исследование
собственных кистей. Свой разгон она, кажется, потеряла. Мне пришло в голову,
что она устала и что с моей стороны жестоко требовать от нее прочесть за
неделю переполоха отчеты за двадцать лет. Она перевела дыхание.
- В одном из своих последних отчетов вы говорите о "замечательной
близости" Ларри и Чечеева. Не могла ли она распространиться и на неизвестные
вам области?
- Если я не знал о них, то как я могу ответить на ваш вопрос?
- На что распространялась эта близость?
- Я уже сказал вам. Ларри сделал ЧЧ своей энциклопедией Северного
Кавказа. Ларри на это способен. Он пожирает людей целиком. Когда ЧЧ появился
здесь, Ларри знал об этом регионе не больше любого другого. Он имел довольно
хорошее общее представление о России, но Кавказ - это отдельный мир. Уже
несколько месяцев спустя он мог часами толковать о чеченцах, осетинах,
дагестанцах, ингушах, черкесах, абхазах и о ком угодно еще. ЧЧ обращался с
ним очень правильно. У него было инстинктивное понимание Ларри. Он мог
щелкнуть бичом, но мог совершенно очаровать Ларри. Он любил чудачиться. У
него был юмор висельника. И он все время бередил совесть Ларри. У Ларри
всегда была ранимая совесть...
Она снова перебила меня:
- Не хотите ли вы сказать, что ваша собственная близость с Ларри была
более замечательной?
Нет, дорогуша Марджори, я не хочу сказать ничего подобного. Я хочу
только сказать, что Ларри был "любовником-воришкой" из детской игры на
качелях и что, когда он кончал очаровывать ЧЧ, ему приходилось снова бежать
ко мне и изображать это в правильном свете, потому что он был не только
шпионом, но и пасторским сыном с пониженным чувством ответственности,
который от каждого хотел индульгенцию на предательство всех остальных. Я
хочу сказать, что все свое самоуничижение, все свое морализаторство и всю
подразумеваемую широту своей натуры он использовал для оправдания своей
мании шпионить. Я хочу сказать, что он был, кроме того, мерзавцем, что он
был хитер и вероломен и мог украсть вашу жену, глядя вам прямо в глаза
своими невинными глазами, что у него был природный дар торгаша и мошенника и
что мой грех в том, что я способствовал победе в его душе мошенника над
мечтателем, за что он иногда ненавидел меня немного больше, чем я того
заслужил.
- Ларри обожает архетипы, Марджори, - ответил я усталым голосом. - И,
если их нет, он их выдумывает. Он обожает балдеж, говоря современным языком.
Ему по душе размах. А ЧЧ обеспечил его.
- А вы?
Я снисходительно рассмеялся. К чему она клонит - если речь не обо мне?
- Я был родным берегом, Марджори. Я был его Англией, олицетворением