"Джон Ле Карре. Наша игра" - читать интересную книгу автора

себя, прежде чем повернуться к своему страннику.
- Я просто хотел узнать, какие формы приняло мое дурное влияние.
- Я не сказала дурное. Это ты сказал. - Теперь пришла ее очередь
выдавливать из себя натужный смех. - Могу я спросить себя, не попала ли я в
ловушку между вами двумя, ведь правда? Ведь вы, возможно, оба сидели. Это
объяснило бы, почему казначейство уволило тебя в сорок семь лет.
Ради ее же блага мне приходится верить, что она считает сказанное ею
шуткой, способом уйти от разговора, который становится непредсказуемым. Она,
наверное, ждет, что я рассмеюсь. Но внезапно между нами разверзается
пропасть, которая страшит нас обоих. Мы никогда не были так далеки друг от
друга и никогда сознательно не подходили так близко к вещам, которые
невозможно произнести.
- Ты поедешь на его лекцию? - спрашивает она, неловко пытаясь сменить
тему.
- Какую лекцию? Мне кажется, что одной лекции в воскресенье более чем
достаточно.
Я прекрасно знаю, что это за лекция. Она называется "Упущенная победа:
внешняя политика Запада после 1988 года", это еще один петтиферовский
памфлет о моральном банкротстве политики западных стран.
- Ларри приглашает нас на свою мемориальную лекцию в университете, -
отвечает она, своим тоном давая мне понять, что являет собой образец
ангельского терпения. - Он оставил нам два билета и хочет после лекции
угостить нас мясом под соусом.
Однако угроза мне слишком велика, я слишком встревожен и слишком
сердит, чтобы поддаться уговорам.
- Спасибо, Эмма, но я не думаю, что в моем возрасте мясо под соусом -
это то, что мне надо. Что касается того, что ты в ловушке мехсду нами...
- Да?
Я вовремя останавливаюсь, только-только вовремя. В отличие от Ларри я
ненавижу громкие слова. Вся моя жизнь научила меня оставлять невысказанными
опасные вещи. Что толку говорить ей, что не Эмма в ловушке между мной и
Ларри, а Крэнмер оказался в ловушке между двумя своими созданиями? Мне
хочется крикнуть ей, что ей не надо далеко ходить за примерами дурного
влияния, достаточно посмотреть на то, как Ларри манипулирует ею самой, на
то, как он безжалостно мнет и совращает ее своими еженедельными, а теперь и
ежедневными обращениями к ее бесконечно податливому сознанию, на то, как
бессовестно он завербовал ее в свои подмастерья и лакеи под предлогом помощи
в своих "безнадежных случаях", с которыми он продолжает носиться, как дурак
с писаной торбой. И что если обман ей противен, то ей надо получше
вглядеться в своего новообретенного друга.
Но ничего этого я не говорю. В отличие от Ларри я не борец. Пока, во
всяком случае.
- Я только хочу, чтобы ты была свободна, - произношу я. - Я не хочу,
чтобы ты оказалась в чьей бы то ни было ловушке.
Но в моей голове безжалостной пилой визжат слова: "Он играет тобой! Вот
что он делает! Почему ты не видишь ничего дальше своего носа? Он уводит тебя
все выше и выше, и он бросит тебя там одну болтаться на краю бездны. Он -
слепленный мной в один комок сгусток всего, от чего ты хотела убежать".
Это мое средневековье. Это кусок моей жизни перед появлением Эммы. Я
слушаю Ларри, который расхвастался, как никогда, расписывая мне свои