"Джон Ле Карре. Наша игра" - читать интересную книгу автора

- Звучит замечательно. Но что же это конкретно - выручать людей из
политических тюрем или что-нибудь другое?
- Это всего понемногу. - Она продолжает что-то печатать.
- Ничего не понятно, - говорю я неловко, потому что мне трудно
поддерживать беседу из другого угла ее студии.
После этого было много воскресений, но все они сливаются для меня в
один день. Сначала это день Ларри, затем день Ларри и Эммы, потом сущий ад,
в котором при всем их разнообразии царит удручающая одинаковость. Если быть
точным, то это раннее утро понедельника, и над Мендипскими холмами
пробиваются первые лучи солнца. Ларри покинул нас уже полчаса назад, но
удаляющийся дребезг его кошмарной машины еще стоит у меня в ушах, а его
ласковое "Спите спокойно, дорогие" - приказ, которому моя голова упрямо
отказывается подчиняться. И Эммина, видимо, тоже, потому что она стоит у
окна моей спальни голым часовым, наблюдая, как черные клубы туч
рассасываются и перестраиваются под яростными лучами солнца. Никогда в своей
жизни я не видел ничего более недоступного и прекрасного, чем Эмма с ее
спадающими на спину длинными черными волосами, нагишом любующаяся рассветом.
- Это именно то, чем я хотела бы быть, - говорит она экзальтированным,
неестественно взволнованным тоном, который, как я подозреваю, и выражает ее
сущность. - Я хочу быть уничтоженной и созданной заново.
- За этим ты и приехала сюда, дорогая, - напоминаю я ей.
Но она больше не хочет пускать меня в свои грезы.
- Что между вами общего? - спрашивает она.
- Между кем нами?
Она игнорирует мою реплику. Она знает, и я знаю, что в наших жизнях
есть только один третий.
- Из-за чего вы подружились? - спрашивает она.
- Мы не дружили с детства, если ты это имеешь в виду.
- Возможно, вы должны были дружить. Иногда меня просто бесит ее
терпимость.
- Почему?
- Это следовало из вашей системы воспитания. Большинство
англичан-одноклассников, которых я знаю, в детстве имели друг с другом
роман. Ты никогда не был в него влюблен?
- Боюсь, что нет, никогда.
- Тогда он, наверное, был влюблен в тебя. В своего старшего друга,
блистательного рыцаря. В свой идеал.
- Ты издеваешься?
- Он говорит, ты имел на него большое влияние. Ты был для него
образцом. Даже после школы.
Хотите, сочтите это профессионализмом, хотите - отчаянием любовника, но
ее слова оставили меня холодным как лед. Холодный, как разведчик. Неужели
Ларри нарушил клятву - после двадцати лет могильного молчания растрепался
моей девушке? Теми же словами, которые он однажды бросил в лицо своему
наставнику по секретной службе: Крэнмер извратил мое представление о
человечности, Эмма, Крэнмер совратил меня, он воспользовался моей близорукой
невинностью, он сделал из меня лжеца и лицемера?
- Что еще он сказал тебе? - спросил я с улыбкой.
- А что? Что он еще мог сказать? - Она все еще стоит нагишом, но ее
нагота больше не доставляет ей удовольствия, и она что-то накидывает на