"Джон Ле Карре. Наша игра" - читать интересную книгу автора

кулаком. - Да, и на случай, если доктор появится, не могли бы вы дать нам
новый номер вашего телефона? Благодарю вас.
Пока он писал под мою диктовку, Лак еще раз огляделся по сторонам.
- Отличный рояль, - сказал Лак. Внезапно он оказался стоящим слишком
близко ко мне и слишком высоким.
Я ничего не ответил.
- Вы играете, да?
- Когда-то про меня это говорили.
- Ваша жена в отъезде?
- У меня нет жены.
- Как и у Петтифера. Так в какой области, вы сказали, вы работали? В
каком учреждении государственной службы? Я запамятовал.
- Я не называл учреждения.
- А что это было за учреждение?
- Я работал при казначействе.
- В качестве лингвиста?
- Не совсем.
- И вам это нравилось? Казначейство? Урезать государственные расходы,
ограничивать пособия, отказывать в деньгах больницам? Мне, я думаю, это не
понравилось бы.
Я снова оставил его слова без ответа.
- Вам следует завести собаку, мистер Крэнмер. Уединенное место, в
случае чего никого не дозовешься.
Ветер стих. Дождь прекратился, оставив после себя низко стелящийся
туман, в котором задние огни "пежо" казались праздничной иллюминацией.

Глава 2

Обычно я не склонен к панике, но в тот вечер я был близок к ней, как
никогда. Кто из нас был их мишенью - Ларри или я? Или мы оба? Как много им
известно об Эмме? Зачем Чечеев приезжал в Бат и когда, когда, когда? Эти
полицейские искали не пропавшего чудака-ученого, ушедшего из дома на
несколько дней. Они шли по следу, они чуяли кровь, они вынюхивали кого-то,
кто будил их самые кровожадные инстинкты.
И за кем же, по их мнению, они гнались? За Ларри, моим Ларри, нашим
Ларри? А что он натворил? Эти разговоры о деньгах, о русских, о сделках, о
Чечееве, обо мне, о социализме, снова обо мне - как Ларри мог быть
чем-нибудь иным, нежели тем, что мы из него сотворили: не имеющим цели
революционером из английского среднего класса, вечным диссидентом,
дилетантом, мечтателем, закоренелым нигилистом, жестоким, упрямым,
похотливым, опустошенным неудачником, наполовину самим виноватым в своих
неудачах, слишком умным, чтобы не опровергать доводы, и слишком упрямым,
чтобы принимать не безупречно верное?
И за кого они принимали меня - за одинокого отставного чиновника,
разговаривающего с самим собой на иностранных языках, занятого виноделием и
изображающего из себя доброго самаритянина на своем благословенном
сомерсетском винограднике? Вам следует завести собаку. Вот уж действительно!
А почему они считают меня неполноценным только на том основании, что я один?
Почему они вообще взялись за меня? Только потому, что Ларри или Чечеева им
не достать? А Эмма, моя хрупкая Эмма, или не такая уж хрупкая Эмма, прежняя