"Джон Диксон Карр. Согнутая петля " - читать интересную книгу автора

как церемониймейстер бурного банкета.
Брайан Пейдж с неприкрытым удивлением вступил в разговор, чтобы
успокоить хозяина дома.
- Ну, так вы еще и психоаналитик, - сказал Пейдж. - Слушайте, Барроуз,
что нам делать с этим цветком?
- Я знаю только, что нам предстоят довольно неловкие полчаса, -
холодно ответил Барроуз. - А еще мы отклоняемся от темы.
- Вовсе нет, - заверил его истец, горящий искренним желанием
понравиться. - Надеюсь, я не сказал ничего оскорбительного для кого-нибудь?
Вам бы пожить в цирке; ваша кожа быстро бы задубела. Однако я обращаюсь к
вам, сэр. - Он посмотрел на Пейджа. - Разве я не прав относительно этой
леди? Можете возразить? Можете сказать, что, для того чтобы полюбить меня в
детстве, она должна была быть постарше - в возрасте, скажем, Маделин Дейн.
Таким было ваше возражение?
Молли засмеялась.
- Нет, - усмехнулся Пейдж. - Я не думал ни о подтверждении, ни о
возражении. Я думал о вашей таинственной профессии.
- О моей профессии?
- Да, о редкой профессии, о которой вы упомянули и в которой вы
преуспевали в цирке. Я не могу решить, кто же вы: предсказатель,
психоаналитик, специалист по памяти, заклинатель или все это, вместе
взятое? В вас есть задатки для всех этих профессий, и даже гораздо больше.
Слишком уж вы напоминаете Мефистофеля из Кента. Вы не принадлежите этому
миру? Вы почему-то все приводите в беспорядок, и у меня от вас болит шея.
Истец, похоже, был доволен.
- Правда? Вас всех нужно немного расшевелить, - заявил он. - Что же
касается моей профессии, то во мне есть понемногу от каждой из них. Но
самое главное, что я - Джон Фарнли.
Дверь в комнату открылась, и вошел Ноулз.
- К вам мистер Кеннет Марри, сэр, - доложил он.
Наступила пауза. Угасающий свет последних лучей солнца проник в
комнату сквозь деревья и высокие окна. Он залил мрачную комнату спокойным,
теплым светом, достаточно ярким, чтобы лица и фигуры стали отчетливо
видимыми.
Сам Кеннет Марри в летних сумерках напоминал кого угодно. Это был
высокий, худой, несколько неуклюжий человек, который, несмотря на
первоклассный ум, никогда ни в чем не добивался особых успехов. Хотя ему
было не больше пятидесяти лет, его светлые усы и борода, скорее
напоминающие щетину, начали седеть. Он постарел, как и говорил Барроуз,
похудел и помрачнел. Но многое все-таки осталось от его прежнего легкого,
добродушного характера, и это стало заметно, когда он легкими шагами вошел
в комнату. Прищуренные глаза выдавали в нем человека, привыкшего к горячему
солнцу.
Войдя, он остановился и нахмурился, словно над загадкой. И к одному из
оспаривающих свои права на поместье вернулись воспоминания о былых днях с
прежними чувствами, с почти неистовой ожесточенностью по отношению к
умершим людям; и все же Марри не выглядел ни на день старше, чем прежде.
Он рассматривал людей, собравшихся в комнате. Лицо его из хмурого
стало насмешливым - вечный преподаватель, - а затем подозрительным. Марри
направил свой взгляд в пространство между владельцем и истцом.