"Джон Ле Карре. Маленькая барабанщица" - читать интересную книгу автора

не превратилось в систему. Вскоре они начали охотиться за нашими парнями,
возвращавшимися из увольнения, когда те голосовали на дорогах. Возмущенные
матери, газеты... И все требуют: "Поймать преступников!" Мы стали искать
их. сообщили везде, где только можно. И раскрыли, что прятались они в
пещерах на берегу Иордана. Окопались там. а кормились, грабя тамошних
крестьян. Однако поймать их мы все же не могли. Их пропаганда называла их
героями Восьмого отряда командос. Но мы знали этот Восьмой отряд как
облупленных - там никто и спички не зажег бы без того, чтобы об этом не
стало нам заранее известно. Слух прошел - это братья. Семейное
предприятие. Один из агентов в своем донесении указывал троих, другой -
четверых. Но оба сходились на том, что это братья и они постоянно
проживают в Иордании, о чем уже и так было известно.
Мы сколотили команду для охоты за ними - "сайярет", так называем мы
такие отряды, маленькие, но состоящие из бравых парней. Старший у этих
палестинцов, как мы слыхали, был человеком необщительным и не доверял
никому, кроме родственников. Чрезвычайно болезненно воспринимал
предателей-арабов. Его мы так и не обнаружили. Два его брата оказались не
такими ловкими. Один из них питал слабость к девчонке из Аммана. Его
скосила пулеметная очередь, когда рано утром он выходил из ее дома. Второй
проявил неосторожность, позвонив приятелю в Сидон и условившись о встрече
на выходной. Его машину разнесло на куски авиационной бомбой, когда он
ехал по приморскому шоссе.
К тому времени мы выяснили, кто они такие - палестинцы с Западного
берега, из виноградарского района близ Хеврона, бежавшие оттуда после
окончания войны 1967 года. Был там и четвертый брат, но слишком маленький,
чтобы воевать, маленький даже по их понятиям. С ними жили сначала две их
сестры, но одна погибла во время нашей ответной акции - обстрела южного
берега Литани. Так что людей у них оставалось не много. Тем не менее мы
продолжали искать их главаря. Ждали, когда он соберет подкрепление и опять
примется за свое. Но не дождались. Он оставил борьбу. Прошло шесть
месяцев. Затем год. Мы решили: "Забудем о нем. Наверное, его, как это
водится, кокнули свои". А несколько месяцев назад до нас дошел слух, что
он объявился в Европе. Здесь. Собрал группу, в которой есть и женщины, все
молодежь, по большей части немцы. - Он набил полный рот и глубокомысленно
принялся жевать. - Держится от них на расстоянии, - продолжал Шульман,
когда рот его освободился. - Играет перед впечатлительными подростками
роль эдакого арабского Мефистофеля.
Наступило долгое молчание, и Алексис поначалу не мог понять, о чем
размышляет Шульман. Солнце стояло высоко в небе над бурыми холмами, оно
било прямо в их окно и слепило глаза, так что выражение лица Шульмана
трудно было разглядеть. Алексис отодвинулся и взглянул на него еще раз.
Почему вдруг затуманились эти темные глаза, откуда взялась эта молочная
дымка? Неужели это яркий свет гак обескровил лицо Шульмана, обозначил
морщины, превратив его вдруг в маску мертвеца? Лишь потом Алексис
распознал всепоглощающую страсть, владевшую этим человеком, которой раньше
не замечал - ни когда они были в ресторане, ни потом, когда спустились в
сонный курортный городок с его множившимися, как грибы, домами
министерских чиновников; в отличие от большинства мужчин Шульман был во
власти не любви, а глубокой, внушающей почтительный трепет ненависти.