"Трумен Капоте. Другие голоса, другие комнаты [H]" - читать интересную книгу автора

улеглись на коленях. Айдабела махала им, кричала, но ветер относил ее слова,
и мисс Глициния грустно заметила:
- Бедная девочка, думает, что она тоже уродец?
Она положила руку ему на бедро, и пальцы сами, словно совсем не
подчиняясь ей, пробрались к нему между ног; она смотрела на руку с
напряженным изумлением, но как будто не в силах была убрать ее; а Джоулу,
смущенному, но осознавшему вдруг, что он никого на свете больше не обидит -
ни мисс Глицинию, ни Айдабелу, ни маленькую девочку с кукурузной куклой, -
так хотелось сказать ей: ничего страшного, я люблю тебя, люблю твою руку.
Мир - пугающее место - да, он знал это, - ненадежное: что в нем вечно? или
хоть кажется таким? скала выветривается, реки замерзают, яблоко гниет; от
ножа кровь одинаково течет у черного и у белого; ученый попугай скажет
больше правды, чем многие люди; и кто более одинок - ястреб или червь?
цветок расцветет и ссохнется, пожухнет, как зелень, над которой он поднялся,
и старик становится похож на старую деву, а у жены его отрастают усы; миг за
мигом, за переменой перемена, как люльки в чертовом колесе. Трава и любовь
всего зеленее; а помнишь Маленькую Трехглазку? ты к ней с любовью, и яблоки
спеют золотом; любовь побеждает Снежную королеву, с нею имя узнают - будь то
Румпельштильцхен или просто Джоул Нокс: вот что постоянно.
Стена дождя двигалась на них издалека; задолго стал слышен его шум -
словно стая саранчи гудела. Механик чертова колеса стал выпускать
пассажиров. "Ой, мы будем последние", - запищала мисс Глициния, потому что
они зависли сейчас на самом верху. Стена дождя заваливалась на них, и
лилипутка вскинула руки, точно хотела ее оттолкнуть. Дождь обрушился, как
приливная волна; Айдабела и все люди бросились бежать.
Внизу, на пустой площадке, стоял один человек без шляпы. Джоул,
лихорадочно ища взглядом Айдабелу, сперва и не заметил его. Внезапно с
голубым треском замкнулась электрическая линия, и в этот миг человек без
шляпы будто осветился изнутри; казалось, до него рукой подать. "Рандольф", -
прошептал Джоул, и от этого имени у него перехватило горло. Видение было
мимолетным, ибо лампочки тут же потухли, и, когда колесо сделало последнюю
остановку, Рандольф уже исчез.
- Подожди, - просила мисс Глициния, расправляя промокшее платье, -
подожди меня.
Но выпрыгнул первым и побежал от одного укрытия к другому; Айдабелы не
было в десятицентовом шатре: там никого не было, кроме Утиного Мальчика,
раскладывавшего при свече пасьянс. Не было ее и среди людей, которые
сгрудились под тентом карусели. Он пошел в платную конюшню. Он пошел в
баптистскую церковь. И наконец, исчерпав, кажется, все возможности, очутился
на веранде старого дома. По пустынному ее простору, взвившись спиралью, с
шорохом носились листья; пустые качалки легонько покачивались, старинный
плакат птицей пронесся по воздуху и облепил ему лицо; он попробовал
освободиться, но плакат льнул к нему, как живой, и Джоул вдруг испугался еще
больше, чем при виде Рандольфа: ему не избавиться ни от того, ни от другого.
Хотя, чем же так страшен Рандольф? Если он нашел его, то это значит, что он
всего-навсего посланец пары телескопических глаз. Ничего плохого Рандольф
ему не сделал (еще, до сих пор, пока). Он опустил руки, и - чудо: стоило их
опустить, как плакат сам отлетел, подвывая под секущим ливнем. С такою же ли
легкостью утишит он другой гнев, безымянный, чей вестник явился в образе
Рандольфа? Вьюны из Лендинга протянулись сюда через мили, обвили его