"Трумен Капоте. Другие голоса, другие комнаты [H]" - читать интересную книгу автора

внезапно осветившееся лицо его похорошело, розовая безволосая кожа стала
совсем молодой. - Как мало, дорогой мой, в нашей жизни завершается: что
такое жизнь у многих, как не ряд незаконченных эпизодов? "Мы трудимся во
тьме, мы делаем, что можем, что имеем - отдаем. Сомнение - наша страсть, и
наша страсть - наша работа..." Желание узнать конец и заставляет нас верить
- в Бога, в колдовство... во что-нибудь верить.
Джоулу все равно хотелось ясности:
- А вы пробовали узнать, куда они девались?
- Вон там, - с усталой улыбкой сказал Рандольф, - лежит пятифунтовый
том со списком всех городов и селений на земном шаре: вот во что я верю - в
этот справочник; изо дня в день я листаю его и пишу: До востребования, Пепе
Альваресу; просто записки - мое имя и то, что для удобства мы назовем
адресом. Конечно, я знаю, что никогда не получу ответа. Но по крайней мере
есть во что верить. А это - покой.
Внизу зазвонил колокольчик к ужину. Рандольф пошевелился. Лицо у него
будто съежилось от виноватой печали.
- Сегодня я был очень слабым, очень нехорошим, - сказал он, поднимаясь
и протягивая к Джоулу руки. - Прости меня, милый. - И голосом, настойчивым,
как звон колокольчика, добавил: - Пожалуйста, скажи мне то, что я хочу
услышать.
Джоул вспомнил:
- Все, - мягко сказал он, - все будет хорошо.

- 9 -

Джизус Фивер занемог. Вот уже больше недели желудок его не удерживал
никакой пищи. Кожа сделалась сухой, как старый лист, а глаза с молочной
пленкой видели странное: он божился, что в углу прячется отец Рандольфа; все
комиксы и рекламные картинки кока-колы на стенах, жаловался он, - кривые и
мозолят глаза; в голове у него раздавался звук вроде щелканья кнута;
принесенный Джоулом букет подсолнухов превратился в стаю канареек, с диким
пением метавшихся по комнате; незнакомый человек глядел из хмурого зеркальца
над камином, приводя его в исступление. Маленький Свет, прибывший для
оказания посильной помощи, завесил зеркальце мешком - для того, как он
объяснил, чтобы туда не поймалась душа Джизуса; он повесил старику на шею
амулет, рассеял в воздухе волшебный имбирный порошок и до восхода луны
исчез.
- Внученька, - сказал Джизус, - что же ты меня студишь? Разведи огонь,
детка, холодно, как в колодце. Зу стала его разубеждать:
- Дедушка, мы тут изжаримся, миленький... жара какая - мистер Рандольф
уж три раза с утра переодевался.
Но Джизус ничего не желал слышать, просил одеяло, закутать ноги, просил
шерстяной носок, натянуть на голову: весь дом, доказывал он, трясется от
ветра - слышишь, тут старый мистер Скалли был, так у него вся борода рыжая
побелела от инея.
Зу пошла на двор за дровами.
Джоул, оставшись присмотреть за Джизусом, вздрогнул, когда тот вдруг
таинственно поманил его. Старик сидел в плетеной качалке, укрыв колени
вытертым лоскутным одеялом с бархатными цветами. Лежать он не мог - ему было
трудно дышать в горизонтальном положении.