"Трумен Капоте. Другие голоса, другие комнаты [H]" - читать интересную книгу автора

- Не, - сказал Джоул, - я просто пошутил, честное слово, - и обнял ее,
уткнул лицо ей в грудь. Она приятно пахла, странным темным кислым приятным
запахом, и пальцы, гладившие его по голове, были прохладные, сильные. - Я
люблю тебя, потому что ты должна меня любить, потому что должна.
- Господи, господи, - сказала она, освобождаясь, - совсем еще
котеночек. А большой вырастешь... ох, будешь парень.
Стоя в дверях, он смотрел, как ее лампа разрезает мрак, увидел, как
окрасились окна в доме Джизуса: он здесь, она там, и теперь целая ночь между
ними. Вечер выдался странный: Рандольф не выходил из комнаты, а Эйми, готовя
подносы с ужином, один для него, другой, по-видимому, для мистера Сансома
("Мистер Сансом холодные стручки есть не станет", - сказала она),
задержалась у стола только для того, чтобы выпить стакан снятого молока.
Джоул, однако, разговаривал, и разговором отодвигал свои тревоги, а Зу
рассказывала небылицы, печальные и смешные, и то и дело голоса их
встречались, сплетались в протяжную песню, балладу летней кухни.
С самого начала он улавливал сложные звуки дома, звуки на грани
слышного, усадочные вздохи камня и досок, словно старые комнаты постоянно
вдыхали-выдыхали ветер, и Джоул запомнил слова Рандольфа: "Знаешь, мы
погружаемся - за прошлый год на десять сантиметров". Он проваливался в
землю, этот дом, и все тонули вместе с ним: проходя через зал, Джоул
представил себе, как кроты прокладывают серебристые тоннели в затмившихся
коридорах, как корчится в забитых землей комнатах тощая гвоздика и вскрывает
глазницы черепа сирень; прочь! сказал он, карабкаясь к лампе, бросавшей
сверху нервный свет на лестницу. Прочь! сказал он потому, что воображение
его было таким шальным и ужасным. Ну может ли исчезнуть целый дом? Да, он о
таком слышал. Мистеру Мистерии только пальцами щелкнуть, и что угодно
пропадет. Даже люди. Могут исчезнуть с лица земли. Вот и с отцом так
случилось; исчез, но не печально и благородно, как мама, а просто исчез, и у
Джоула не было никаких основании думать, что он найдется. Так зачем они
притворяются? Сказали бы прямо: "Нет мистера Сансома, нет у тебя отца", - и
отослали бы его. Эллен всегда рассуждала о том, что надо поступать
порядочно, по-христиански; он не совсем понимал ее, а теперь понял: правду
говорить - вот что порядочно, по-христиански. Он шагал медленно, не во сне,
но в забытьи, и видел в забытьи гостиницу "Морок", покосившиеся
заплесневелые комнаты, треснувшие от ветра окна, затканные черным ткачом, и
вдруг понял, что не гостиница это и никогда не была гостиницей: это - место,
куда приходят люди, исчезнув с лица земли, умершие, но не мертвые. И
представился ему танцевальный зал, о котором рассказывал отшельник: там
гобеленом сумерек затянуты стены и на вспученных полах сухие остовы букетов
рассыпаются в пыль под его сонной стопой; он ступал в темноте по праху шипов
и ждал, чтобы прозвучало имя - его имя, - но даже здесь отец не звал его к
себе. Тень рояля прильнула к сводчатому потолку, как крыло ночной бабочки, а
за клавишами, с глазами, налитыми лунным молоком, и в сбитом набок парике, в
холод
ных белых буклях, сидела Дама: не тень ли загробная миссис Джимми Боб
Морок? Той, что сожгла себя в меблированной комнате в Сент-Луисе. Не это ли
- разгадка?
Его ударило по колену. Все, что произошло, произошло быстро: мелькнул
слабый свет, хлопнула дверь наверху в коридоре, и тут его что-то ударило,
что-то пролетело дальше, прыгая вниз по ступенькам, и все суставы в нем