"Трумен Капоте. Другие голоса, другие комнаты [H]" - читать интересную книгу автора

двадцать показывали гнутые стрелки - три, пустое средостение бесконечного
убывающего дня. Она не появлялась. Джоул проскреб пятерней волосы. Она не
появлялась - и все это какой-то сумасшедший розыгрыш.
От неподвижности у него затекла нога, и, когда он встал, кровь побежала
по ней иголочками. Он захромал вон из кухни, в холл, жалобно зовя: "Мисс
Эйми. Мисс Эйми".
Он раскинул лиловые занавеси и вошел в залитый угрюмым светом пустой
полированный зал навстречу своему отражению, плававшему в волнистом зеркале;
искаженная широкоротая физиономия смотрела оттуда одним глазом и напоминала
подтаявшего воскового идола; губы вытянулись в полупрозрачную нить, глаз
выставился из лица. "Мисс Эйми... кто-нибудь!"

Где-то в учебнике утверждалось, что, по всей вероятности, Земля была
некогда раскаленным добела шаром, подобным Солнцу; сейчас, стоя в опаленном
саду, Джоул вспомнил это. Он вышел сюда по тропинке, которая вела от фасада,
вокруг дома и сквозь стену деревьев. Здесь, в зарослях, одни растения были
выше его головы, другие усажены острыми шипами; хрупкие, свернувшиеся от
солнечного жара листья хрустели под его осторожной ногой. Сухой спутанный
бурьян доставал до пояса. Разогретые летние запахи душистых кустов и черной
земли были крепким настоем, зудение шмеля жалило тишину. Больно было поднять
глаза, потому что небо горело чистым голубым пламенем. Стена дома
возвышалась над садом как желтый утес, и зеленые полотна плюща обрамляли
каждое из восьми окон.
Джоул топтался в жестких зарослях, пока не очутился у самой стены. Было
скучно, и он решил, что можно поиграть в "шпионов", подглядывательную игру,
которой развлекались члены Секретной девятки от совершенного уже безделья.
Шпионажу предавались в Нью-Орлеане только после заката, поскольку днем игра
могла закончиться фатально для участника: идея ее состояла в том, чтобы
подобраться к чужому дому и незаметно заглядывать в окна. В этих опасных
вечерних разведках Джоул был свидетелем многих занятных сцен: видел, как
совершенно голая девушка танцевала под патефон, как упала замертво старая
дама, задувавшая свечи на сказочном именинном торте, и - самое изумительное
- как, стоя в паршивой комнатке, целовались двое взрослых мужчин.
Гостиная в Скаллиз-Лендинге тянулась по всему первому этажу; большую
часть безлюдного сумрачного интерьера скрывали золотые шторы, подвязанные
шелковыми кистями, однако Джоул, приплюснув нос к стеклу, разглядел тяжелые
кресла, обсевшие чайный столик, как кружок престарелых толстых дам.
Позолоченное кресло для двоих, обитое сиреневым бархатом, ампирная кушетка
возле мраморного камина и горка - одна из трех, остальные едва виднелись - с
фарфоровыми статуэтками, веерами и другими вещицами из слоновой кости. Прямо
напротив него на столе - японская пагода и изящная лампа с ярко-красным
куполом и подвесками, похожими на сосульки, только драгоценные.
Он отодвинулся от окна и перешел на другую сторону сада - под
удлинившуюся тень ветлы. Алмазное сверкание послеполуденного неба слепило
глаза, а все тело было покрыто скользким потом, словно у намазавшегося
маслом борца; такая погода, конечно, не могла не испортиться. За садом
прокукарекал петух, и крик его прозвучал горестно, печально, как плач
паровоза в ночи. Паровоз. Хотел бы он сейчас сидеть в поезде и ехать прочь
отсюда, подальше. Вот если бы отца повидать! Мисс Эйми - вредная старая
стерва. Мачехи все такие. Пусть только попробует тронуть. Он ее отбреет,