"Джеймс Брэнч Кейбелл. Белые одежды ("Сказания о Мануэле" #6)" - читать интересную книгу автора

теперь еще раз обманул его своими посланницами в образе святых. Но при
занятиях любым делом следует соблюдать внешние приличия.
Поэтому записано, что сидящий в белой рясе на престоле аббат лишь
слегка нахмурился при этом непристойном вмешательстве в ход впечатляющей
церемонии, стать свидетелями которой собралось множество верующих. После
чего он дал сигнал факельщикам. Он откинулся на спинку своего высокого
мягкого кресла, сделанного из резного тика и обитого йеменской кожей, что
стояло под сине-желтым балдахином, необходимость в котором вызвал этот
неприятно жаркий день. И Одо задумчиво наблюдал за кончиной всего, что он
когда-то любил.


ГЛАВА VII


О целительной силе его проповедей


В последствии аббат обнаружил, что мессир де Пизанж, в самом деле,
сказал правду. Аббату Одо теперь было отказано в утешениях религии. Видения
из Рая больше его не посещали. Никакие святые его больше не наставляли и не
учили. Он понял, что все они являлись подложными иллюзиями, полученными
благодаря искусности темного, ослабевшего Ги де Пизанжа. Аббат осознал, что
он не бессмертен; что не существует ни Рая, ни Ада; что не будет никакой
ревизии человеческих поступков; и что вместо этого он движется навстречу
своему полному уничтожению. Желчность покинула его, пищеварение стало
превосходным - теперь, когда он постиг, что люди погибают точно так же, как
и звери, и узнал, что любая религия есть лишь великолепное успокаивающее
средство, поддерживающее людей в их неуютном и утомительном пребывании на
земле.
Он вполне мог постичь цену человеческой веры, потеряв ее. Он повсюду
говорил о любви Бога ко всем людям и о том, как величественных Небес можно
достичь покаянием и отказом от дурных привычек. Пытки он теперь применял
крайне редко, поскольку в аббате Одо пробудилась страсть избранного человека
искусства, с уважением относящегося к художественным средствам... Он
размышлял, что дорогой Ги был своего рода художником, ограниченным своими
собственными рамками, с чрезвычайно небольшой публикой, состоявшей из одного
человека. Да, Ги творил в целом делающих ему честь святых, совершенных в
мельчайших подробностях... Но искусство уважающего себя священника по своему
диапазону более общо и более благородно, ибо оно повсюду обращается к
скудоумным и несчастным.
Сотни людей, раскрыв рты, слушали его, а аббат Одо по своей воле
управлял умами паствы, пробуждая радость и веру не фокусами черной магии, да
уже и не каленым железом и клещами, но словами любви. Так как он знал, что
Ада не существует, он едва ли мог теперь стращать людей адскими муками.
Вместо этого он обратился от реализма к романтизму и блестяще
сымпровизировал непостижимую любовь и вечные блаженства Рая, являющегося
наследием человечества и ждущего каждого причастника по ту сторону могилы.
Речи его вызывали у аудитории наилучшие и наичистейшие чувства.
Слава его росла. Его пригласили ко двору. Король был весьма тронут