"Джеймс Брэнч Кейбелл. Белые одежды ("Сказания о Мануэле" #6)" - читать интересную книгу автора

прекрасными проповедями аббата Одо и поклялся животом Святого Гриса, что в
животе у этого блаженного пылает священный огонь. Придворные дамы не
одобрили эту метафору, но все они нашли аббата Святого Гоприга
обворожительным.
- Особенно... - сказала одна из них.
- Но, дорогая, - воскликнула ее подруга, - неужели ты имеешь в виду,
что у тебя тоже?..
- Я имею в виду только то, что, если у других мужчин...
- Однако только священник, моя милая, может дать тебе отпущение
грехов...
- ...Как средство для улучшения пищеварения...
- Ах, но так душевно обедать с уважаемым аббатом".
Вот так болтали эти дамы под своими отделанными горностаем капорами,
своими треугольными ажурными шляпами и своими блестящими чепцами из
серебряной сеточки. Так что аббат Святого Гоприга добился огромного успеха в
обществе, он получил право доступа во все дома, и повсюду он обращал всех на
путь истинный.
Ему исповедовалась сама королева. А после того как он тщательно вникнул
в личную жизнь этой дочери дома Медичи* [Дочь дома Медичи - это либо
Екатерина Медичи (1519-1589), жена французского короля Генриха II, либо
Мария Медичи (1573-1642), с 1600 г. жена французского короля Генриха IV.] и
с любовью отпустил ей грехи, она немедленно позаботилась о том, чтобы этот
чудесный человек стал епископом Вальнерским.


ГЛАВА VIII


О добрых порывах его благочестия


В епископском дворце блаженный Одо жил непринужденно и очень счастливо.
Он не скучал по обществу своих святых, поскольку множество его прихожан
нуждалось в утешении и успокоении епископа, который, в конце концов, начал
стареть. И потеря собственной веры оказала ему большую помощь, поскольку
теперь его занятием являлось пробуждение веры во множестве других людей.
Потеря эта способствовала неизменному наличию такта при отсутствии
какого-либо догматизма. Потеря эта избавила его навсегда от тех сомнений,
что порой так тревожат духовенство.
Одо Вальнерский жил как художник. В этом он находил удовлетворение. И
он удостоверивался в этом, творя удовлетворение в жизни окружающих.
По всему Нэмузену и Пьемонтэ он нежно любил свою паству, как отец любит
своих детей, а художник - свою публику. Он заботился об их телесных
удобствах, а превыше всего он заботился об их вере. Поскольку он знал, что
положение низших слоев общества требует лишь этой веры, которая является
(ибо бытие крестьянина или лавочника далеко от благородства) одновременно
наркотиком и благотворным ограничителем.
Альтруист поэтому отговаривал бы склонных ко злу от противозаконных
грехов, таких как убийство, прелюбодеяние, воровство и поджог, которые, даже
практикуемые в международном масштабе под непосредственным покровительством