"Джеймс Брэнч Кейбелл. Кое-что о Еве ("Сказания о Мануэле" #13)" - читать интересную книгу автора

фантазия скачет легким галопом по самым возвышенным областям любовной
истории. В самом деле, это повесть, которая, как вы можете убедиться,
захватывает читателя. Невозможно представить себе читателя, который не
увлекся бы мгновенно моим изысканным описанием смелости и геройских
достоинств Дона Мануэля...
- Однако, - сказал Силан с притворной учтивостью, - Мануэль был вечно
простужен. Никто не может искренне восхищаться пожилым господином, который
постоянно чихает и харкает.
- В достойных уважения образцах американской литературы ни одно
человеческое существо не имеет выделительных функций. Если бы вы
поразмыслили над этим утверждением, вы бы пришли к выводу, что это
единственный подлинный критерий утонченности. На эту сторону порнографии
могут пролиться, самое большее, несколько слезинок или одна-две капельки
пота. Таковое правило в особенной степени применимо к любовным историям, по
соображениям, в которые нам едва ли следует вдаваться. А мой роман,
разумеется, является историей любви Дона Мануэля к прекрасной Ниафер, дочери
Солдана Варвара.
- Ее отец был конюхом. У нее была кривая нога. Она не была красавицей.
Ее лицо было плоским как блюдо, она была, несомненно, уродиной, не говоря
уже о ее жажде всех переделывать и всем докучать своей респектабельностью.
- Вера, любовь и надежда суть три главные добродетели, - промолвил
Джеральд с укором, - и, я полагаю, джентльмен должен выказывать все три,
именно в такой последовательности, когда обсуждает происхождение, внешность
или ножки любой дамы.
- И от нее дурно пахло. Казалось, с каждым месяцем от нее пахнет все
хуже. Я не знаю почему, но я думаю, что графиня просто-напросто ненавидела
купание.
- Мой дорогой друг! Сейчас я могу только отослать вас к сказанному мною
выше правилу как к анатомии романа. Героиня, которая каждый месяц дурно
пахнет... нет, честное слово, в этой идее я не нахожу ничего заманчивого. Я
скорее бы обыграл иную и более привлекательную идею, чем мысль, настолько
лишенную соблазнительности. Ибо рукопись, лежащая перед вами, это не
показание под присягой, но роман. Это такой роман, который не имеет аналога
в Америке. Поэтому я полагаю, что проявляю большое великодушие, предоставляя
вам эти, ровным счетом, девяносто три страницы и позволяя вам дополнить сей
роман и получить доверенность на написание его целиком. Да! Ваш портрет
будет в газетах, и ученые профессора будут комментировать ваши любовные
интрижки, а грядущим векам станут известны все подлости, которые вы
когда-либо совершили.
На это Силан ответил:
- Без сомнения, я доведу до конца вашу галиматью, поскольку все ваши
функции теперь перешли ко мне. Я закончу ее, если только мой здравый смысл,
опыт пяти столетий жизни среди самых очаровательных снов Божества и, что
самое главное, полученная мною из первых рук информация об этих людях не
воспрепятствуют моей задаче приписывать человеческим существам великие
добродетели.
- Я завидую вашей задаче, - промолвил Джеральд глубокомысленно, - но
подобно тому, как моему знаменитому предку было предназначено судьбой
составить величину в этом мире, так и я ощущаю точно такое же побуждение в
себе. Мне суждено достигнуть совершенства в моем искусстве, а чтобы