"Дмитрий Быков. Вместо жизни (очерки, заметки, эссе) " - читать интересную книгу автора

Принято считать (принято, вероятно, какими-то самодовольными, лощеными
типами), что Набоков делает выбор в пользу Чердынцева. Это опасное и смешное
заблуждение. Чердынцева на протяжении всего романа ненавязчиво и тонко
"опускают", все его счастье является плодом его же творческого, но
бесконечно наивного воображения. Он беспрестанно любуется собой - в том
числе и своей волосатой, спортивной наготой; его на каждом шагу разыгрывают,
у него крадут одежду, а в рецензии Кончеева на его труд так очевидна
снисходительность старшего (особенно по контрасту с теми разговорами, о
которых применительно к Кончееву герой мечтал, расхаживая голым по лесу),
что ни о какой творческой победе тут говорить не приходится. Обломы
сопровождают Чердынцева на каждом шагу - и, в отличие от трагических
перипетий жизни Чернышевского, это обломы СМЕШНЫЕ. Чернышевский гибнет за
иллюзорную цель, прожив невыносимую жизнь,- Годунов-Чердынцев получает все,
имея о жизни плоско-поверхностное, щенячьи-счастливое представление, и
оттого так символично, что в божественной финальной сцене, среди лип и
звезд, он с возлюбленной остается без ключа. КЛЮЧ к миру не просто утерян -
он никогда не принадлежал ему. Бедный, непризнанный Чердынцев - по натуре
все-таки победитель, снисходительный и высокомерный, более всего поглощенный
собой ("основной капитал был ему слишком нужен для своих целей", почему он и
не может никогда никому принадлежать вполне,- спасение для художника, пытка
для человека). И оттого Набоков собирался написать продолжение "Дара",
фрагменты которого недавно обнаружены в остатках его парижского архива, ныне
хранящегося в Библиотеке Конгресса США. В этом втором романе
Годунов-Чердынцев изменяет Зине - своей Музе, живет в бедности, писательство
стало для него мукой,- колорит книги мрачен, тон желчен, и Набоков от нее
отказался. Основную сюжетную линию - гибель Зины и тоску по ней - он сделал
основой так и не написанного романа, от которого только и остались две
гениальные главы, переделанные в новеллы.
По нашим временам именно такое прочтение "Дара" особенно актуально:
Набоков любит сильных людей, но сила их никогда или почти никогда не бывает
физической, грубой. Главное же - она почти всегда оборачивается поражением,
а не победой. Годунов-Чердынцев, получая все, тем самым бесконечно суживает,
обедняет собственное зрение - ибо видит в мире только то, что ему под лад и
под настрой. И оттого намек на продолжение в финальной онегинской строфе
"Дара" - это намек и на возмездие - или по крайней мере на такое
продолжение, которое кое-что переставит местами. Что ни говори, а "Жизнь
Чернышевского" предстает куда более цельной и осмысленной, трагической и
заслуживающей благоговения, нежели стилистические упражнения и любовные
шуточки нашего молодого берлинского друга.
А еще один урок Набокова заключается в том, чтобы никогда не побеждать
в очных спорах. Победа, как и возвращение в Россию, и осуществление
мечтаний,- приходит сама, и не в споре, а в честном и достойном продолжении
своего дела. Что он и доказал с блеском и изяществом человека, слишком
тактичного, чтобы класть противника на лопатки.
В этом и заключается дар всякого большого писателя и порядочного
человека.

1999 год
Дмитрий Быков