"Дмитрий Быков. Вместо жизни (очерки, заметки, эссе) " - читать интересную книгу автора

замечал Портос; кто читает Дюма - обедает вдвойне. Сам предпочитая воду всем
напиткам ("Я великолепно разбираюсь в ее вкусовых оттенках"), он отнюдь не
был пьяницей, но был классическим гурманом, кулинаром, чья поваренная книга
смело конкурировала с его же романами. Ненасытный чревоугодник, он к концу
жизни раздулся, как бочка, и умер, как предполагают, от диабета. Описания
еды в романах Дюма, кулинарные рецепты, лукулловские трапезы - все поражает
изощренностью и обилием. А уж как все хлещут анжуйское - и говорить нечего.
Половины блюд советский читатель не то что не пробовал, а и представить не
мог,- но тем больше ценил поставщика всей этой экзотики. Это с легкой руки
Дюма Агата Кристи и Рекс Стаут принялись подробно описывать меню своих
любимцев: хороший обед, хорошо описанный, по степени интересности адекватен
дюжине убийств и как минимум шести бумажным эротическим актам.
Главный же секрет успеха Дюма - в читательском стремлении немедленно,
здесь и сейчас подражать его героям. Все, что делают его любимцы,
чрезвычайно заразительно. Дело не только в том, чтобы начать драться на
палках, как на шпагах, или придумать себе титул, или начать рыцарственно
обожать какую-нибудь Констанцию Бонасье с соседней парты; дело в том, чтобы
немедленно сделаться храбрым и рискованным и начать ставить себе
невыполнимые задачи типа возвращения все тех же подвесок. Дюма сделал для
формирования советского характера в лучших его проявлениях (авантюризм,
отвага, жизнелюбие, широта, презрение к опасности, решимость) куда больше,
чем все советские детские писатели, вместе взятые. Он учил храбрости лучше,
чем книги о героях Гражданской войны. Он умел описывать добро так, что оно
становилось привлекательным. Красивым, черт возьми. А сделать добро
красивым - это, скажу я вам, та еще задача. В России до сих пор никому не
удалось: что ни положительный герой - то отворотясь не наплюешься. Либо он
правдоискатель с комплексами, либо бывший афганец, в одиночку противостоящий
мафии. Свести бы их вместе, афганца с правдоискателем, чтобы взаимно
уничтожились,- а мы пока пойдем Дюма почитаем. Коконнас! Ла Мотт! Аббат
Фариа! Дюма потому и был стихийным монархистом (что не мешало ему в юности
считать себя республиканцем, а в зрелости дружить с Гюго и восхищаться
Гарибальди), что при монархии жить интереснее, страстей больше! Сюжеты так и
сыплются! Вот почему он обожал богачей (и сам в конце концов разбогател),
благоговел перед императорами и даже местными князьками. Добро в романах
Дюма аристократично. Оно прекрасно одевается (о, перевязь Портоса!), смачно
ругается, отлично пьет и жрет, сморкается в батистовые платки! И вечное
желание читателя быть аристократом постепенно переходит в желание быть
добрым и храбрым... короче, таким, как они! Выпил, обглодал, притиснул в
углу, выругался, вскочил, пришпорил, пронзил. Хочешь так жить, мальчик?
Хосю! Так вот, для этого надо быть добрым. Хорошим надо быть, ты понял? Ну
конечно!
Добро редко когда привлекательно в реальности. В литературе оно еще
несимпатичнее. Думаю, сочиняя едва ли не самого обаятельного героя русской
литературы - Пьера Безухова, Толстой оглядывался на опыт Дюма.

ДЮМА И НЕГРЫ. Его работоспособность - отдельная тема, по интенсивности
труда он не знает себе равных в мировой литературе. Хотя так ли уж она
исключительна?- просто не обо всех таких подвигах мы знаем. Полное собрание
сочинений Бальзака составляет сто томов, а прожил он всего пятьдесят лет;
Горький прожил столько же, сколько Дюма, и написал ничуть не меньше - просто