"Дмитрий Быков. Вместо жизни (очерки, заметки, эссе) " - читать интересную книгу автора

прибился.
Описывал Чехов и обратный путь - из интеллигентов в мещане,- и делал
это, думается, с некоторым садическим наслаждением, откровенно любуясь
жизнеспособностью и победительностью получившегося героя. Он отвратителен,
конечно, зато уж бессмертен. Тут тебе и "Ионыч", у которого был крошечный
шанс сделаться хоть немного человеком (полюбить несчастного, такого же
пошлого Котика, войти в жалкое семейство Туркиных, какое-никакое, а
культурное на фоне прочих жителей несчастного городишки). Ионыч-Старцев,
однако, вовремя понял, чем дело пахнет: приобщение к любой культуре, будь
она хоть трижды суррогатной, кончается очень дурно. То-то и обидно, что
графоман расплачивается точно так же, как гений. Старцев плюнул на всякую
любовь и благополучно разжирел, и трудно сомневаться, что героя "Учителя
словесности", проделавшего тот же путь, ожидает ровно такой же финал.
Вообще сквозная тема Чехова - это трагедия человека, который вдруг стал
соображать несколько больше, чем нужно, человека, переросшего среду.
Началось все с "Припадка" - гениальной новеллы, посвященной памяти Гаршина:
студент попал в публичный дом. Ничего страшного, все студенты попадают в
публичные дома,- но на этого увиденное подействовало уж очень сильно, он
даже рехнулся отчасти. Аналогичному случаю - только тут безумие со знаком
плюс - посвящен якобы загадочный, а на самом деле довольно прозрачный
рассказ "Черный монах". Был себе нормальный ученый, звезд с неба не
хватающий, а пожалуй, что и пошляк, каковы почти все чеховские ученые,
начиная с профессора Серебрякова. Но стал ему являться монах - и ученый
превратился в мыслителя, в масштабную и трагическую фигуру; а как вылечили
его - так и стал посредственностью, мучительно тоскующей по своему безумию.
Интеллигент в первом поколении, который каким-то чудом - Божьим ли
попущением, влиянием ли книжек - начал вдруг прозревать окружающий ужас;
мещанин, проклявший мещанство; мальчик из лавки, пошедший в литературу,- вот
чеховский герой, и потому поколение людей, родившихся в тридцатые годы XX
века, стало лучшим читателем Чехова. Я всегда недоумевал: ну почему Ельцин
называет его своим любимым писателем? Наверняка с интеллигенцией заигрывает!
Но потом понял: Чехов - для всех, кто предал свой класс. Ельцин предал
свой - номенклатуру - и впал в священное безумие со знаком плюс. Не о
последствиях для страны я тут говорю - они были со знаком минус, конечно,- а
о священном безумии обкомовца, полюбившего свободу. Жить при таком опасно,
но смотреть на такого - прекрасно.

Вот вышла занятная книжка Сергея Кара-Мурзы "Евреи, диссиденты и
еврокоммунизм": читать ее слабовольным людям не рекомендуется, но любителям
причудливых ходов мысли, фанатам идейной борьбы она доставит несколько
приятных минут. Там Кара-Мурза задается довольно забавным вопросом: почему и
Солженицын, и Шафаревич, патентованные русофилы, оказались тем не менее
антисоветчиками? Что удержало их от того, чтобы, подобно Алексею Н. Толстому
или Дмитрию Дудко, благословить советский вариант России как наиболее
жизнеспособный? Что их не устраивало?
И автор отвечает, причем не без остроумия: упразднение сословий - вот
что им не нравилось. Крах элиты. Советская ненависть к аристократии. Им
хотелось на Олимпе восседать и оттуда судьбами рулить, а тут в искусство и
науку потоком хлынули простолюдины. Что ж это за государство - без сословий
и привилегий? Неправильно...