"Марсель Байер. Летучие собаки " - читать интересную книгу автора

Повреждения не исчезают, и со временем их становится все больше.
Стадион трясется. Тело съеживается. Скорее даже не съеживается, а
превращается в застывшую, спрессованную под давлением звука массу. Закрывать
уши руками строжайше запрещено.
Да это и вряд ли поможет: оглушительный гром пробирает до костей.
Потоки воздуха обрушиваются с неимоверной мощью. А на поле замерла, точно во
власти колдовства, жалкая кучка статистов.
Как только сила звука уменьшается, глухонемые вместе со всеми
вскидывают правую руку и открывают рот. Достигается гармоничность общей
картины. Но если из первых рядов летит громогласное "зиг хайль", то сзади
доносится только беспомощное мычание. Затем один из эсэсовцев, взяв на себя
роль оратора, который будет выступать здесь вечером, обходит строй слепых.
Мертвые глаза и руки, устремленные в пустоту откуда одну из них выхватывают
и одобрительно трясут. В ту же секунду военный духовой оркестр начинает
играть марш.
Дело сделано. Направляюсь к выходу, где толпой в стороне от остальных
бродят глухонемые. Они устало переминаются с ноги на ногу, курят и болтают
на своем языке; наступает рассвет. Руки глухонемых, словно крылья летучих
собак, размечают границу дня и ночи.
Два пальца ложатся на губы и потом мгновенно взлетают в небо: что
означает такая стремительность - желание говорить с жаром? Или повысить
голос? Как тогда выглядит тихое, осторожное замечание? Вон мужчина опустил
голову и затрясся - может, и в этом есть какой-нибудь знак для других? А
если его знаков не замечают? Ведь и у глухонемых в такое студеное утро зуб
на зуб не попадает. Даже дрожь красноречива, однако она не может заменить
звуки речи.
Да... Этих непросто раскусить. С безногими сразу все ясно. Слепых тоже
видно за версту: палки, осторожная поступь и темные очки, которые иногда
снимают, чтобы почесать переносицу или вытереть с век пот, а за очками -
пустой взгляд или пустые глазницы. Но распознать глухонемого не так-то
легко. Даже если человек, к которому обращаются, ничего не отвечает,
заключать, что он глухонемой, преждевременно: может, не расслышал или просто
молчалив по природе.
Присутствующие здесь и безмолвствующие: по какой причине еще до
рождения они лишились голоса? Никогда никому не внимавшие: что у них внутри?
Что там, у них внутри, отзывается, если они не слышат звуков, если даже
представить себе не в силах, что значит слышать? Их внутренний мир -
доступен ли он нашему пониманию, или там на протяжении всей жизни царит
пустота? О глухонемых ничего не известно, да и как обладателю голоса
проникнуть в их мир? При всем том между собой им нужно многое обсудить, они
даже не замечают, как я прохожу мимо, перебивают друг друга жестами, и руки
в порыве высказаться уже не поспевают за мыслями.
Я человек, о котором нечего сказать. Я ничего не слышу, сколько бы ни
обращал свой слух внутрь, - только глухое эхо пустоты где-то внизу кажется в
животе, нервную дрожь, урчание внутренностей. Нет, это совсем не означает,
что я человек невпечатлительный, что чувства мои притупились, что я не желаю
ничего вокруг видеть и слышать; напротив, я очень бдителен, даже
сверхбдителен и чуток: в любое время дня и ночи я, как мой пес, подмечаю
малейшие изменения света и звука; да, пожалуй, я чересчур бдителен и в ярой
погоне за новым не в силах ничего удержать. Я вроде небольшой белой