"Александр Бушков. Континент (Авт.сб. "Волчье солнышко")" - читать интересную книгу автора

в жизни все дурман.
И с тобой вдвоем остались,
черненький наган...

Хозяин возник за стойкой неожиданно, скорее всего, прямо из воздуха,
его круглое носатое личико было профессионально гостеприимным, и на плече
у него сидел взъерошенный оранжевый воробей, заменивший традиционного
попугая.
- На кой черт у вас Сталин перед входом? - грубо спросил Савва Иваныч,
снова пришедший в состояние лубка.
- Как же иначе? - искренне удивился хозяин. - Шутки строите с бедного
еврея? Чтобы каждый, кому захочется, мог его разбить. Для того и держим.
- Все для клиентов, - подтвердил воробей. - Вы, ребята, не
сомневайтесь, он, - воробей хлопнул крылом хозяина по уху, - он не из
Тель-Авива, он - Абрам из анекдотов, так что тут все чисто.
Они уселись неподалеку от Подпоручика - тот с застывшим лицом перебирал
струны, но ничего уже не пел. Кровь с его щеки текла на пол и превращалась
в голубых ежей, тут же убегавших куда-то в угол. Опрокинули по стаканчику
водки, закусили залежавшимся до печальности минтаем. За окном грохотали
Поезда, На Которые Ты Не Успел, было скучно и тягостно, слова не шли на
ум, может быть, потому, что зал оказался донельзя обыденным, если не
считать Мертвого Подпоручика, и Гай вдруг поймал себя на том, что скучает
по миру, оставшемуся за дверью. По Ирреальному Миру.
Выпили по второй. Понемногу все вставало на свои места - в зал
прошмыгнула сформировавшаяся школьница, подсела к Подпоручику и стала
выспрашивать, влияет ли смерть на половые способности. В углу заухал
филин. Отдаленные столики украдкой шептались об эскапизме, суча ножками.
На плече подпоручика пророс сквозь погон белый георгин.

Эта рота
наступала в сорок первом,
а потом ей приказали,
и она пошла назад, -

вновь запел Подпоручик, не обращая внимания на шуструю девчонку,
нырнувшую к нему под стол.

Эту роту
расстрелял из пулеметов
по ошибке свой же русский
заградительный отряд...

И кто-то новый, успевший незаметно появиться в зале, громко подхватывал
припев:

Лежат они все двести
лицами в рассвет.
Им всем вместе
Четыре тыщи лет.
Лежат с лейтенантами,