"Владимир Абаринов. Катынский лабиринт " - читать интересную книгу автора

поборником советско-германской дружбы. В 1934 году Оберлендер побывал в
СССР. встречался с Бухариным и Радеком. выразившими полную поддержку его
взглядов
На мои дополнительные вопросы А.А. Костюченко ответил новым письмом:
"Обдумывая ответы на Ваши вопросы, мне начинает казаться, что
воспоминания мои тех лет как-то тускнеют и растворяются в последующих
представлениях. Тем более мы, тогдашние пацаны, как и всегда, жили сами по
себе, увлекались своими интересами, а дела взрослых воспринимали постольку,
поскольку они происходили на наших глазах.
Месяц я, конечно, не помню, но дело было летом. Погода теплая,
солнечная, бегали мы босиком. Поляки были в мундирах, у некоторых были
шинели или плащи на руке, у некоторых - саквояжи.
Почему поляки? Потому что их так все называли, и уж очень красивые
мундиры с какими-то значками, нашивками. Выглядели нормально и держались,
как нам казалось, гордо и с достоинством.
Менялись ли конвоиры - не знаю. В лес их отвозили в "воронке". Конвоиры
стояли с двух сторон при переходе поляков из вагона в машину. По всей
видимости, конвоиры были из вагона, в машине они просто не поместились бы.
Мне лично пришлось всего лишь раз видеть эту пересадку, и то издали, а
вагоны, зеленые с решетками на окнах, стоявшие на станционных путях, видел
часто. Очевидно, вагоны прибывали с каким-то составом, их отцепляли, а затем
после разгрузки прицепляли к очередному составу.
Помнится мне такой случай. Ребята принесли в поселок диковинную штуку,
которая нас всех очень удивила. Это башмаки, выдолбленные из дерева. Попали
они к ребятам от поляков. Каким образом это могло произойти, сейчас и
представить не могу. Но эти деревянные башмаки и что они от поляков, помню
хорошо. Это точно. Позднее я видел такие в Западной Белоруссии в Гродно в
1944 году. Там это обычная штука.
Враждебности к полякам никто не проявлял. Мне помнится, что не считали
их пленными и тем более врагами. Ведь войны с Польшей официально не было.
В это время было опасно говорить не только о поляках. Люди всего
боялись. Ночью нередко арестовывали соседей. Я не согласен, что все это
воспринималось как проявление какой-то необходимой справедливости. Многие
чувствовали, что происходит, творится что-то ужасное, несправедливое, но...
молчали.
Я, например, хорошо помню свои мальчишеские думы тех времен по этому
поводу, но ведь я еще не мог сам так понимать - это понимание передавалось
мне от взрослых. Конечно, кто-то корысти ради "ура" кричал, но подонки
всегда были и, к сожалению, будут..."
Свидетельство Костюченко внушает мне доверие по следующим причинам.
Во-первых, он не говорит лишнего, во-вторых, оговаривает возможные ошибки
памяти и, в-третьих, в его письме есть непридуманная деталь - деревянные
башмаки. Замечу также, что наша переписка относится к тому времени, когда в
советской прессе публикаций о Катыни практически не было, во всяком случае,
подробных описаний событий в Гнездове нет и сейчас. Это, впрочем, относится
и к другим письмам: все они датированы второй половиной 1989 года, максимум
январем 1990-го.
Начинается второе письмо с вопиющего несоответствия польским
источникам: Аркадий Андреевич утверждает, что дело было летом, хотя тут же
отмечает, что пленные имели при себе зимнюю одежду. (Далее мы увидим, что