"Григол Абашидзе. Лашарела (Грузинская хроника XIII века) " - читать интересную книгу автора

спокойный, степенный. Но тогда рядом с ним стояла его дочь, красавица
Тамта.
Безжалостно оторвал от сердца родную дочь честолюбивый Иванэ и
забросил ее далеко к берегам Ванского озера. Отдав дочь в руки нечестивого
мусульманина, он погубил ее душу навеки.
Время от времени до Грузии доходили слухи, будто мелик Аухад обожает
свою молодую супругу, и Тамта имеет безграничное влияние на него и на все
государственные дела. Жители Хлата слагают хвалебные гимны и стихи в честь
прекрасной грузинки. К числу ее поклонников прибавился и младший брат
мелика - царевич Ашраф, мечтавший о смерти Аухада, чтобы заполучить его
красавицу жену.
Шалва верил слухам, ибо лучше других знал ум и красоту Тамты. Но не
мог он поверить, что так быстро угасла в ее нежном сердце любовь к нему.
Даже здесь, в святом храме, воспоминания одолевали Шалву. Но вот
грянул церковный хор, и он очнулся от своих мыслей.
На амвон поднялся католикос. В храме воцарилась мертвая тишина.
Католикос трижды осенил собравшихся крестным знамением.
Атабек перекрестился и, уподобляясь святым мученикам, сложил на груди
руки. Шалва глядел на него, погруженного в религиозный экстаз, и думал о
его "самоотверженной преданности вере".
Легко отказавшись от армянской веры, Мхаргрдзели принял крещение по
грузинскому обычаю. И все это так просто, без колебаний, словно одежду
переменил.
Не раз вспоминал Шалва, что брат атабека Захария, мужественный
амирспасалар грузинского войска, с резкостью и прямотой воина заявил царю,
что не переменит вероисповедания, и, презрев выгоды вступления под эгиду
новой церкви, остался верен прежней религии.
Католикос постепенно возвышал голос, он громил язычников и проклинал
их.
Он приводил верующим примеры из Ветхого завета, говорил о том, как
были повержены перед истинной верой ложные кумиры и идолы.
Царь с удивлением наблюдал обуреваемого яростью престарелого
католикоса и не мог согнать с лица насмешливой улыбки.
Лаша, воспитанный на учении византийских и грузинских неоплатоников,
считал религиозный фанатизм корыстолюбивых епископов и монахов лишь ловко
носимой маской.
Юный царь, любивший веселье и пиры, не находил ничего
привлекательного в христианской проповеди умерщвления плоти. Перед ним,
ценителем мужества и красоты, язычество со своими наивными аллегориями,
пышными празднествами, торжеством плотской силы и мощи представало в
романтическом ореоле. Георгий называл язычество религией героев, а
христианство он считал прибежищем немощных духом и рабов. Царь с болью в
душе замечал, как под натиском православия гибнет культ рыцарства и
геройства. В низменных районах Грузии язычество было уже почти истреблено,
и только в горах население сохраняло некоторые пережитки древних суеверий.
Но и там язычество применялось к новым условиям. Языческие празднества,
посвященные солнцу и луне, справлялись теперь в честь святого Георгия и
богоматери, и священники часто отправляли церковную службу рядом с
хевисбери и провидцами.
Лаша хорошо видел отрицательные стороны христианства.