"Григол Абашидзе. Лашарела (Грузинская хроника XIII века) " - читать интересную книгу автора

иногда долетали до его слуха песни и женский смех.
Расхаживая взад и вперед у дверей царской опочивальни, Лухуми
предавался размышлениям... Да и что оставалось ему еще делать, как не
обозревать мысленно по нескольку раз на день свое дорогое Кахети, не
заглядывать в Пхови, родину предков, и, наконец, не следовать за своей
мечтой по горным тропинкам в Тушети, где жила его ненаглядная Лилэ.
Сегодня с самого рассвета Лухуми был не в духе, какое-то дурное
предчувствие томило его. Облачившись в новую кольчугу, надев на голову
сверкающий шлем и вооружившись огромным мечом и щитом, Мигриаули вытянулся
у царской двери. И вдруг мимо него проскользнула она... Жена купеческого
старейшины... Увидев Лухуми, она зарделась, растерялась и прошла мимо,
низко опустив голову. Мигриаули, скользнув по ней взглядом, приметил, что
правая рука у нее перевязана. Тотчас же он вспомнил первый вечер во
дворце, и от смущения только крепче вцепился в копье.
"Неужели это была она? Неужели?.."
Царю доносили: по всей Грузии священники престольных храмов и
сельских церквушек ведут яростное наступление на язычество. Говорили ему и
о том, что, не смея вслух называть его имя, служители божьи обвиняют его в
пособничестве идолопоклонству.
Церковники распускали в народе слухи, будто царь воздвиг в Лашарском
капище идола в своем обличье, а теперь начал восстанавливать также кумирни
в Армази и Зедазени, разрушенные еще крестительницей Грузии святой Нино.
Встав утром пораньше, Георгий облачился в парадное платье. Царь
торопился к началу обедни, ее служил сам католикос.
Над толпой, набившейся в Сионский собор, на целую голову возвышался
велисцихский телохранитель царя. Зоркими серыми глазами разглядывал он
присутствующих.
Впереди всех по одну сторону амвона стоял царь. Там же находились
Варам Гагели и братья Ахалцихели. По другую сторону стоял Иванэ
Мхаргрдзели и сестра царя Русудан.
Лухуми во все глаза рассматривал немолодого, но все еще крепкого,
рослого и широкого в плечах атабека. Седина придавала внушительность его
суровому, испещренному шрамами лицу.
Русудан доверчиво прислонилась к плечу своего воспитателя. Рука Иванэ
лежала на плече его любимицы, и оба они с благоговением взирали на высокий
свод храма, где были изображены парящие ангелы.
Вот Шалва Ахалцихели на миг поднял голову и, заметив в толпе нового
царского телохранителя, приветливо ему улыбнулся.
Лухуми просиял. Из всех придворных по душе ему пришелся один
Ахалцихели.
Искренний и прямодушный, Шалва умел враждовать с врагом и дружить с
другом. Он любил Георгия и считал своим долгом ценить преданных царю
людей. Статный, с могучим разворотом плеч, Шалва выделялся из толпы.
Густые сросшиеся брови хмуро нависали над его большими черными глазами и
орлиным носом, на левой щеке оставил глубокую борозду вражеский меч, но
шрам этот не портил его, придавая лишь выражение некоторой суровости лицу,
всегда готовому расплыться в доброй улыбке. Однако при малейшем волнении
шрам начинал подергиваться, искажая всю левую половину лица. Вот и сейчас,
когда Ахалцихели взглянул в сторону атабека, лицо его искривилось.
Вот так же стоял совсем недавно перед амвоном Мхаргрдзели -