"Гусейн Аббасзаде. Той победной весной (Из дневника лейтенанта Гиясзаде) " - читать интересную книгу автора

на части и сует в горящую печку. Такое отношение к книгам привело Сираджа в
ярость. Он кинулся к Керему и начал отбирать у него еще не разорванные тома,
чтобы снова сложить их на полку. И тогда в ярость пришел Керем. Слово за
слово, и вспыльчивый Керем набросился на Си-раджа, повалил его. На шум
прибежал старшина, который находился в другой комнате, и разнял драчунов...
Керем был родом из Кедабека. Высокий, стройный, общительный парень, он
носил в нагрудном кармане гимнастерки фотографию своей невесты, сделанную
сельским фотолюбителем. Когда речь заходила о возвращении домой, о женитьбе,
он воодушевлялся, начинал расхваливать свое село, свою суженую, и остановить
его было невозможно. Однажды я в шутку-сказал ему: "Эй, Керем, поменьше
хвались. Как только кончится война, поедем поглядим, что у тебя за село, что
за невеста! Как будешь в глаза смотреть? Оно ведь и ястребу свое гнездо
нравится" Он воспринял мои слова совершенно серьезно и ответил: "Нет,
товарищ лейтенант, я расхваливаю свое село не потому, что оно мое село.
Горы - это для меня жизнь. Их надо видеть, чтобы понять их красоту. Словами
ее не передать. Клянусь, если после войны поедете со мной в Кедабек, отец с
матерью на каждом шагу будут в вашу честь баранов резать. Вы о городе не
думайте. Так, как у нас, нигде не сможете отдохнуть! Девушки в наших
местах - кровь с молоком! Не то что городские, у которых лица цвета
соломы..." Я продолжал подшучивать: мол, наших городских девушек не ругай,
Керемг они услышат тебя - обидятся. Ведь кто может знать, что еще в жизни
будет? А вдруг по дороге с фронта встретится тебе в Баку такая красавица,
что ты совсем голову потеряешь? Но Керем с прежней серьезностью ответил:
"Можете мне поверить, товарищ лейтенант, даже если девушки всего мира упадут
к моим ногам, я не променяю на них свою Сарабейим". И прочитал стихи,
подражая ашугу Керему:

Я солдат, моя родина - склоны гор,
Рухнет мир - все равно не нарушится наш уговор.
Мне другая возлюбленная не нужна,
Даже если ангелом будет она...

Старшина показал мне три-четыре разорванных книги:
- Вот как он их... Мы их обратно на полки поставили... Жалко
выбрасывать...
Я тоже рассердился на Керема, но не стал ругать его при всех, знал:
Керем очень гордый, любое грубое слово - для него нож острый. Предпочтет,
чтобы его избили, только бы не задевали самолюбия.
- Ладно, - сказал я старшине, - вы займитесь своими делами, а с ним я
сам поговорю.
Я прошел с Керемом в свою комнату.
- Тебе не стыдно? - спросил я его, когда мы остались наедине. - Разве
можно поднимать руку на человека старше себя? Не ожидал от тебя такого,
совсем не ожидал.
Керем сконфузился.
- Товарищ лейтенант, меня слова Сираджа обидели. Что он, в самом деле,
накинулся на меня?! Портишь, мол, такие чудесные книги! Выходит, ценит меня
меньше этих фрицевских каракулей. Я как услышал это, клянусь, кровь ударила
в голову. Был бы кто-нибудь другой, задушил бы его. Только потому и
сдержался, что это был дядя Сирадж...