"Мансур Абдулин. 160 страниц из солдатского дневника " - читать интересную книгу автора

смертоносной начинкой, только что упавшие впереди, - их уже с десяток в поле
моего зрения. А позади уже пошли взрывы, вдогонку - сплошной грохот и земля
сверху. Пока не догадываюсь, что надо резко изменить курс на девяносто
градусов - в сторону от дороги!.. Сворачиваю. Но и по этому курсу впереди
меня кувыркается в кювет огромная дура. Мне уже не обогнуть ее, потому что
лечу я как пуля. "Давно она упала? - спрашиваю себя. - Успею?!" Уже взлетел
над ней и злюсь, что медленно лечу, словно магнитом она меня держит над
собой... Но вот уже опять бегу, а спина словно чувствует: еще с полминуты
можешь бежать, но уж потом падай и влипай в землю... Что-то перелетело через
меня и шмякнулось впереди - перепрыгиваю... Через что я перепрыгиваю?
Лошадиная голова, уздечка... - узнаю: конь нашего взводного... Падаю
наконец, влипаю. Обращаюсь в гибкий лист, как камбала... Вещмешок сорвало
взрывом с моей спины и унесло куда-то... Оглушенный, поднимаюсь и забиваюсь
в кашле и рвоте, выворачивающих меня наизнанку... Кругом черная земля, снега
как не было, окровавленные клочья чьих-то рук, ног, запах горелой земли...
Пронзительнейшая боль в ушах. А в голове картинка, которую зрение успело
выхватить в минуту дикого пробега: пузатая чурка врезалась в спину коня и
свалила его вместе с нашим комвзвода, который как раз хотел спрыгнуть с
него - одна нога на земле, а другая еще в стремени... Дорога - кровавое
месиво из тех, кто сразу упал ниц при команде "воздух!"...
Мост через Дон, по которому прорвались в Калач наши танкисты, был уже
разрушен фашистской авиацией. А лед еще тонкий и такой скользкий, гладкий
как стекло, что шагу невозможно ступить. Тяжелыми стволами, лафетами,
плитами мы вмиг его проломим и все окажемся в ледяной воде, стоит только
одному поскользнуться и упасть.
Раздается команда набрать песок в каски и в полы шинелей и сыпать перед
собой, рассредоточившись на пять метров друг от друга. И вот цепь за цепью
осторожно идем по тонкому сверкающему льду. Лед прогибается под ногами, того
и гляди лопнет... За всю войну не припомню более тихой переправы, чем эта.
На десятки метров в обе стороны слышу только посапывание да приглушенное
ворчание: "Тише!", "Не топай как слон!", "Осторожней!" Сбоку от нас мост.
Его, как муравьи, облепили саперы. Перед мостом столпотворение машин
вперемежку с конными повозками, а подъезжают все новые и новые без конца и
края. Артиллеристы не могут форсировать реку по такому зыбкому льду и тоже
ждут, когда саперы построят разрушенный пролет.
А мы, пехота, уже на левом берегу. Где же наши танкисты? На всем
отрезке пути от Дона до города - в траншеях, канавах, на дороге - трупы
фашистов и вражеская техника. Здорово наши танкисты дали прикурить
гитлеровцам!
Входим в Калач на рассвете. На пустынных улицах следы панического
отступления врага. Валяется награбленное и брошенное посреди улиц барахло.
Окна в домах распахнуты, кучи битого стекла. Видимо, гитлеровцы выпрыгивали
на улицу прямо из окон. Вон свесился с подоконника убитый немец в длинной
рубашке...
Где немцы? В восьми километрах от нас - крупная станица Илларионовка.
Командир батальона Дудко Игнат Севостьянович и комиссар Четкасов Александр
Ильич вызвали нас с Майоровым - курсантом из Орского училища аэрофотосъемки:
четыре часа нам сроку - добраться до Илларионовки, разведать, занята ли
немцами, вернуться и доложить.
Майоров меня постарше на два-три года, физически сильный, роста