"Пьер Абеляр. Диалог между философом, иудеем и христианином" - читать интересную книгу автора

что именно те, как мы говорили, называли удовольствием. В противном случае,
как мы утверждали, Сенека, этот величайший зодчий нравов и воздерженнейшей
жизни, как вы сами признаете, никоим образом не приводил бы в качестве
нравственного наставления рассуждений своего учителя Эпикура, если бы тот,
как говорят, преграждал таким образом путь воздержанию и добродетели.
ХРИСТИАНИН. Пусть так, как ты считаешь! Но объясни, прошу, те, кто
таким образом понимает удовольствие, отличаются ли от других, кто называет
[высшее благо] добродетелью, и по смыслу также, как и словесно?
ФИЛОСОФ. По высшему счету, разницы между ними никакой или очень мало.
Обладать добродетелями это то же самое, что иметь душевный покой и наоборот.
ХРИСТИАНИН. Таким образом, суждение о высшем благе тех и других - одно
и то же, хотя именование различно. И оба суждения о высшем благе, казавшиеся
[разными], сводятся [на деле] к одному.
ФИЛОСОФ. Думаю, так.
ХРИСТИАНИН. И какой же, я спрашиваю, они определили путь к этому
высшему благу, то есть к достижению добродетели?
ФИЛОСОФ. Конечно, само усердное испытание морального выбора, то есть
упражнение по овладению телом, так чтобы добродетель можно было назвать
доброй волей, закрепленной в качестве свойства (in habitum).
ХРИСТИАНИН. И они определяют, кто такой блаженный?
ФИЛОСОФ. Блаженным они называют того, кто как бы хорошо подогнан, то
есть тот, кто хорошо и легко ведет себя при всех [обстоятельствах]; иначе -
быть блаженным это обладать добрыми нравами, то есть добродетелями.
ХРИСТИАНИН. Разве они придают хоть какую-нибудь цену бессмертию души и
блаженству будущей жизни? Ожидают ли они его [как воздаяние] за свои
заслуги?
ФИЛОСОФ. Да, конечно, но что с того?
ХРИСТИАНИН. Разве они не считают, что наибольшее [блаженство - это]
блаженство той жизни, когда никакая печаль из-за страсти не сокрушает
признанного ими [за благо], так что мы надеемся, что высшее благо человека и
истинное блаженство там лучше, чем здесь?
ФИЛОСОФ. Как ты сказал, наибольший покой той жизни состоит в том, чтобы
избежать всякой страсти. Но когда печаль прекращается, они говорят, что
блаженство никоим образом не может возрасти, если не увеличится добродетель;
и говорят, что никто из них не становится блаженнее, если не становится
добродетельнее, и, как я сказал, они определяют, что само счастье есть то
же, что имеет силу через добродетели. Потому и каждый, пока он терпит
[преследование] за справедливость и, как говорится, терпением заслуживает
тем большие [заслуги], тот равно блажен среди мучений, как прежде
указывалось, ибо он равно добр. Ведь его добродетель как бы ни казалась
большей по сравнению с прежней, однако никоим образом не возросла от муки,
но благодаря муке она обнаружила, какой она была. Ведь ничто из того, что
касается телесного покоя или скорби не может увеличивать или уменьшать наше
блаженство, если добродетель сохраняет дух в этом [своем] намерении. Неужели
сам ваш Христос, страдая, умалил свое блаженство или увеличил [его],
воскреснув? Никоим образом: следовательно, поскольку в ином мире те телесные
печали преходят, то неужели ты можешь думать, что мы будем в будущем более
блаженными, если в будущем не станем лучше.
ХРИСТИАНИН. Что, если станем?
ФИЛОСОФ. Там [мы будем] блаженнее, потому что [мы будем] лучше.