"Пьер Абеляр. Диалог между философом, иудеем и христианином" - читать интересную книгу автора

основании же слов самого авторитета часто возникает очень много вопросов,
так что приходится судить скорее о них, чем о самой по себе [истине]. После
же возвращения к рациональному доказательству, даже если оно и не будет
таковым, а только мнимым, не останется никакого вопроса, потому что не
останется никакого сомнения.
С тобой же тем меньше должно действовать на основании авторитета, чем
больше ты опираешься на разум и чем меньше ты признаешь авторитет Писания.
Каждый, конечно, может быть опровергнут только на основании того, что он
признает. И спорить нам друг с другом должно иначе, чем с тобой. Мы знаем,
что утверждения Григория или прочих наших ученых, а также то, что утверждал
сам Христос или Моисей, к тебе еще не относятся [настолько], чтобы сами их
высказывания привели тебя к вере. Среди нас, приемлющих это, они имеют
место; иногда же веру нужно защищать и утверждать больше всего при помощи
разумных доводов, и я хорошо помню об этом в противоположность тем, кто
отрицает возможность исследования веры с помощью разума. Об этом вторая
книга "Христианской теологии" [33] рассуждает полнее и совершенно поражает
противников как на основании силы разумных доказательств, так и на основании
авторитета писателей (scriptores). Теперь же, если угодно, вернемся к нашему
вопросу.
ФИЛОСОФ. Конечно, ибо угодно и это следовало бы оценить больше всего:
мы опираемся, насколько возможно, на естественный закон и пытаемся познать
[его] по истинно этическим образцам. Мы, думаем, сделаем правильно и по
обычаю, если обсудим - в соответствии с описанной Тобою выше сущностью этики
- то, что есть высшее благо и пути его достижения, так что, очевидно,
обсуждение нашей этики поэтому разделится на две части.
ХРИСТИАНИН. Я одобряю вместе с тобой то, что одобряешь и ты. Но, в
соответствии с уговором о более высоком замысле, наши рассуждения нужно
соединить с вашими, чтобы выбрать наилучшие, а ты заявил, что по древности
естественного закона твой для тебя стоит на первом месте, поскольку он
[появился] ранее, как ты утверждаешь, Закона Писания, то есть ты
довольствуешься естественным, и пользуешься им настолько, что ставишь сверх
того в центр свои рассуждения или [рассуждения] твоих [единомышленников], и
только затем, если же мы расходимся в чем-либо, выслушиваешь наши доводы.
ФИЛОСОФ. Большинство наших [философов] определили высшее благо, или
цель блага, то есть завершение или совершенство его, как то, благодаря чему
каждый [человек] становится блаженным, если достигает [его], тогда как,
наоборот, высшее зло [это то], следование чему делает [человека] несчастным.
Мы [нашими] нравами заслуживаем как того, так и другого. Известно, что
нравами называются либо добродетели, либо их противоположности, пороки.
Однако одни из нас, как напоминает Августин в восьмой книге "О Граде Божьем"
[34], назвали саму добродетель высшим благом, другие - наслаждение.
ХРИСТИАНИН. Как же, прошу тебя, они понимали удовольствие?
ФИЛОСОФ: Это, как думают многие, не позор телесных соблазнов или
непристойные утехи, но некий внутренний покой души, благодаря которому она
остается безмятежной и в бедствиях и в процветании, довольствуясь [своими]
собственными благами, пока ее не истерзает сознание (conscientia)
какого-либо прегрешения. Философам, например, более всего презирающим земное
счастье и лучшим укротителям плоти, несвойственно помещать высшее благо
среди мерзостей дольного мира, как многие по невежеству приписывали это
Эпикуру и его последователям, то есть эпикурейцам, не понимая, конечно же,