"Александр Абрамов, Сергей Абрамов. Селеста-7000 ("Серебряный вариант")" - читать интересную книгу автора

люди с ума от ярости, глотки друг другу резали или в океан ныряли, чтобы
не вынырнуть, а если и доживали до спасательной шлюпки, то попадали
прямиком в психиатрическую лечебницу, благо их в Гамильтоне несколько - я
городскую знаю и две частных. До сих пор у доктора Керна стрижет газон в
саду псих не псих, а вроде чокнутый. В разговор не вступает до выпивки, а
угостишь - расскажет такое, что уши завянут: белые сны наяву, пьянка с
покойниками, разговор с богом в духе Эдгара По - а дальше уже сам запьешь.
Есть еще полицейский в отставке - не то Смите, не то Смэтс, - двое суток
на острове прожил, но молчит как рыба, хоть золотые дублоны ему выкладывай
из вырытых сундуков, если б только их вырыли.
В конце концов и я рискнул - соблазнило предложение четырех гарвардских
студентов-выпускников. Все люди со средствами, сынки богатых папенек,
денег на приключения не жалели. Ну, взяли рыбачью лодку, лопаты и кирки из
меди, а из опасных металлов только ножи да жестянки с колбасой и пивом; а
что с ними сталось, я уже рассказывал. Даже палатку на медных колышках
ставили. Золотых дублонов, конечно, не нашли, а острову подивились.
Представьте себе ровный срез, белый как сахар, но не зернистый, а
глянцевитый, как глазурь на торте, - ни трещинки, ни щелочки. Пробьешь
ломом - коралл, а сверху мрамор не мрамор, а словно расплавленное стекло с
мелом. Торчит из воды такой белый пень, и гуляют по нему волны; только над
бухточкой сухо: срез косой и волна не доходит до подветренного края,
обращенного к далекому американскому берегу. Там, должно быть, и рыбаки в
бурю отсиживались, и полицейский ночевал, там и мы палатку поставили.
Только день и выдержали, да и то потому, что я сообразил кое-что, пока они
с ума посходили, все четверо. Но расскажу по порядку, а то вижу: хочется
вам спросить, а что спросить, я и без вас знаю, сам триста раз себя
спрашивал.
Пришвартовались мы в бухточке неглубокой и крохотной - не то лужица, не
то заливчик в белой скале, словно она рот для рыбы разинула. Но рыба не
заплывает и волны гаснут у входа - ставь лодку куда хочешь, так и будет
стоять. Меня об этом чуде тоже предупреждали; командуют, говорили,
мертвецы и в бухточке - там, мол, и клад зарыт: ни волну, ни ветер не
подпускают. Ну, мертвецов мы, понятно, не испугались, а клада не нашли.
Ребята с аквалангами все стенки и дно бухты обшарили - ничего! Только
белый мертвый коралл - и ни раковины, ни водорослинки. И вода, чистая, как
слеза, или аптечная, дистиллированная; быть может, и не вода вовсе. А
когда позавтракали и прилегли в палатке, тут-то все и началось. Я даже
глаз не закрывал - так что присниться мне все это явно не могло. Просто и
палатка, и четверо парней из Гарварда, и наше имущество, свезенное на
остров, - все это исчезло, как унесенное ветром. Остров остался, тот же
белый налив глазури на торчащем из моря пне. И я не лежал, а сидел на
корточках в рыжей широкополой шляпе и длинных красных чулках, заправленных
под рваные коричневые штаны. Рубахи на мне не было, а волосатую, не мою
грудь пересекал свежий, недавно зарубцевавшийся шрам. Я скосил глаза и
увидел кусок наполовину черной, наполовину седой бороды, провел рукой по
лицу: волосы курчавились по щекам до краев надвинутой на лоб шляпы с
нелепой оборкой из ветхих, выцветших кружев. Вместо добротных бруклинских
штиблет на дюймовом каучуке на ногах болтались стоптанные шлепанцы с
пряжками, но без каблуков. Передо мной на белой эмали рифа стоял темный,
окованный медью сундук с огромным висячим замком, каких уже не делают лет