"Александр Абрамов, Сергей Абрамов. Фирма "Прощай, оружие!"" - читать интересную книгу автора

индиго, линии перекрещиваются в третьем периоде, распыление..." Дальше он
разбирать не стал: все было ясно.
Несложность шифра объяснялась просто. Лефевр создавал его не в расчете
на профессионалов-шифровальщиков, а из желания защитить свое открытие от
конкурентов. С любой иностранной разведкой он мог договориться на
общепонятном языке бизнеса, но как уберечься от случайного глаза любопытного
и неразборчивого в средствах коллеги? Так и попали на листок стихи Гете:
кому придет в голову посчитать их за шифровальный код? А последняя
приписка - насмешливый совет просмотреть семнадцать тысяч страниц, чтобы
добраться до сути открытия, - была сделана явно в последние дни. Лефевр
по-прежнему опасался любопытных, но не слишком умных или хитрых для того,
чтобы за короткое время визита в лабораторию во время его отсутствия
переиграть ученого. Кто из таких любопытных знает хорошо древнегреческий,
чтобы понять систему хранения его документов? Не знал и Эрнест, все же ему
повезло: нужное слово он знал.
Он вспомнил об этом, еще раз прочитав название стихов: "Лесной царь".
Лес, лесной - ни к чему. А царь? По-гречески - базилевс. Значит - бета.
Чуть-чуть дрожащими руками - дрогнули все-таки! - Браун выдвинул нужный
ящик. "Базилеуо - царствую" - было написано на титуле в первой же папке. Как
игрушка матрешка, она заключала в себе еще несколько папок, озаглавленных:
"Власть", "Сила", "Величие", Он вспомнил нацистский лозунг "Сила через
радость", потом - только что маячившую перед глазами сентенцию о
"неубывающей радости" и "убивающем страхе" и замер: догадка, как молния,
сверкнула в ночи.
Неужели он добрался до сути?
Долго-долго держал он в руках искомую папку. Она ли? Если она, значит,
логические рассуждения его верны, значит, это его, Брауна, победа. Маленькая
победа над большим открытием. Он внутренне усмехнулся: разве победа? Просто
первая удача, тактический успех в подготовке сложной стратегической
операции. Противник еще не расшифрован, не разоблачен. Его лишь заставили
выйти из укрытия. Сейчас он подымет забрало.
Очень спокойно, нарочито медленно ученый раскрыл папку. В ней было
несколько листков, сколотых скрепкой и тоже написанных в разное время. На
первом оказалась следующая запись, по-видимому совсем недавнего
происхождения (темно-синие чернила еще не успели выцвести) и служащая как бы
преамбулой к последующим листкам:
"Обе части письма к Милене Кошич, так ею и не прочитанного, я прилагаю
к "тайному тайных" моего открытия. В каждом открытии есть свое "тайное
тайных", в моем - это кодированный источник возбуждения. Письмо, таким
образом, становится вступительным комментарием к результатам опыта, если их
удастся записать.
Для того, кто прочтет его после моей смерти (при жизни, надеюсь, этого
не случится), поясню: первая часть письма написана в субботу, накануне
трагической смерти Милены. Я не дописал его - что-то помешало, а опыт,
который я должен был поставить на себе, намечался на понедельник. Милена
предупредила меня, проникнув в лабораторию в воскресенье, когда в институте
никого не было, кроме дежурных вахтеров. Никто так и не понял причин ее
гибели, даже Бертье: его не интересовали мои приборы.
Закончил письмо я уже из упрямства - зачем искать другую форму
комментария? - совсем недавно, когда снова решил испытать на себе действие