"Александр Абрамов, Сергей Абрамов. Фирма "Прощай, оружие!"" - читать интересную книгу автора

сопережить чужое чувство. Так родилось еще одно условие задачи. Если
возможна такая "безкоммуникационная" передача в природе, то ее можно усилить
механически, создав достаточно мощные источники возбуждения. Как нашел эти
источники Лефевр, неизвестно: может быть, мгновенное озарение, может быть,
финал многократных проб и ошибок. Но формула "цвет - музыка" получила свое
оптимальное решение.
Эта концепция кибернетика родилась не сразу: он добрый час шарил по
ящикам архива, опять и опять возвращался к записям опытов, а потом снова
читал и перечитывал "праздные мысли" Лефевра. То было что-то вроде записных
книжек ученого, его своеобразное хобби. Зацепит где-нибудь прочитанная
мысль - он ее запишет и прокомментирует, услышит или подметит что-нибудь
любопытное - тоже запишет и порассуждает "по поводу", и так подряд
вперемежку: мысли и "мыслишки", наблюдения и "наблюденьица", пустячки и
эмбрионы оригинальных идей. Все проследил Браун и все процедил сквозь сито
предполагаемых условий научной задачи и нашел все-таки ниточку от эмбриона к
идее. Теперь предстояло решить задачу, от которой отказался Фонтен: отчего
умерли Лефевр и Мишо?
Ученый вновь извлек из бювара листок с "Лесным царем" Гете, присоединил
к нему колонки цифр из записи опыта, прочитанной еще утром вместе с
Фонтеном, положил все это перед собой и задумался.
Листок со стихами содержал три записи, сделанные в разные годы. Первая,
мягко говоря, не очень глубокомысленная сентенция о том, что убивает не
радость, а страх, относилась к очень давнему времени: чернила выцвели и
стерлись от частого перелистывания папки. Угадывалась даже приблизительная
дата - до 1963 года, когда умерла Милена Кошич: ведь опыт под титром
"Радость признательности" производился Лефевром совместно с Миленой. Тогда
же или немного ранее были перепечатаны на листке из бювара знаменитые стихи
Гете. Зачем? Представить Лефевра в роли любителя поэтической классики было
смешно: ничто в его характере не указывало на это. Скорее всего, знакомые с
детства стихи были взяты потому, что именно в это время для записи
цветограммы Лефевру понадобился шифр. Браун поморщился: придуманный им
термин "цветограмма" был неточен и не выражал всей сущности открытия, но
искать другой было попросту некогда. Гораздо важнее было установить, что
ключом к шифру был именно "Лесной царь". Ученому пришла в голову эта мысль
еще тогда, когда он прочел последние строки: "Ездок погоняет, ездок
доскакал... в руках его мертвый ребенок лежал". "Отчего же умер ребенок?" -
прочел он молчаливый вопрос в глазах инспектора и так же молча ответил: "От
страха". Но вслух оба ничего не сказали.
О шифре подумалось и во время прогулки по набережной. Вспомнился способ
шифровки текстов в школьные годы, в играх в разведчиков, когда в качестве
шифровального кода использовались произведения различных писателей и поэтов.
Но во время прогулки Эрнест отогнал эту мысль: она мешала расслабиться перед
стартом. А сейчас, разглядывая колонки цифр в квадратах, он ясно читал:
верхняя - порядковый номер строчки в стихотворении, нижняя - порядковый
номер буквы в строке. Для усложнения число строчек и букв удваивалось и даже
утраивалось. Таким образом, третья строчка могла шифроваться девятой, а
девятая - двадцать седьмой. Можно было их подменять, запутывая отгадчика,
где угодно и как угодно. Но при наличии ключа все было проще простого:
находи буквы и заменяй ими цифры. Оперируя "Лесным царем", Браун мгновенно
расшифровал первый квадрат: "Синусоида. Чистый ультрамарин, переходящий в